Сукины дети

В своей жизни она любила по настоящему только раз, и эта любовь умерла уже давно. Кто такой Нисон? Он не может облегчить её страдания, он не сможет понять её полностью, он лишь может выслушать, изредка качая головой, хмурясь и отводя взгляд. А если бы и полюбила его, то он бы наверняка умер или исчез, или бросил бы её — все что угодно, кроме совместного счастья. Она обречена скитаться в этом мире одинокой в бессмысленных поисках смысла и забвения, и каждый раз огорчаться в людях. Лина забыла, что такое счастье. Это слово казалось таким далёким, ненастоящим, недосягаемым. Она поняла всё, но стоили ей эти знания слишком дорого, ей придётся отдать жизнь.

Один раз утонув в бездне, выхода обратно не будет. А что Нисон? Почему он не видит печальных глаз?

Он всегда раньше спрашивал её: "Лина, ты меня любишь?". У него была такая странная привычка, он словно сомневался в чувствах своей жены. Всегда он смотрел на неё самыми обычными глазами, которые не способны понять все её мысли. Всегда делал брови домиком, когда спрашивал о вечной любви Лины. Всегда поправлял очки, когда смотрел ей в глаза. И всегда получал в ответ тихое "Да…"

Но иногда слова — это просто слова.

Собаке — собачья смерть

На чужие смерти было тяжело смотреть. Какая-то апатия и тоска закрадывалась в сердце, но сама умирать она не боялась. это казалось для нее чем-то обыденным, должным, а другие умирали неправильно, рано. То ли Лина не понимала, что такое смерть, то ли правда те люди не были готовы умереть. Смерть… для нее она была свободой, для других — приговором. больно было смотреть на самоубийства, сердце всегда ныло, смотря на изуродованные трупы суицидников. Но Лина… Лине казалось, что она должна.

Они зовут ее. Собаки сегодня разрывались в лае, скапливаясь кучами на улице. И все как один в унисон что-то гавкали, рычали и выли. Жаль, что только Лина понимала, что этот хор собачьих голосов призывал встретиться лицом к лицу со смертью, не прятаться от нее, как провинившийся малец за мамину юбку.

Лина слышит свое имя в лае. Гавкающие звуки пронзали голову двумя лезвиями.

«Ли-на»

Как Вендиго из старых книг, ее кто-то звал. У монстра из холодного леса были горящие глаза и оленьи рога, худое тело и непомерное желание кого-то сожрать. А у кого-то была цель заманить к себе Лину.

И этот кто-то — смерть.

«Ли-на»

Сильные челюсти дважды открывают рот, чтобы издать такой противный звук.

«Ли-на»

И она подчиняется.

…

Она в спешке одевалась, Лина спешила умирать. Вот, сегодня день ее смерти, но она не может отличить его от обычного дня. Когда она наконец решилась, Лина чувствовала себя младенцем. Она чувствовала себя наконец-то свободной. Хуже просто не могло быть. Но и лучше тоже.

Лина понимала все в этом мире, ей досталось проклятье разума, от чего она и скончается, так и не увидев мир за пределами их маленького городка. Пусть так, Лине некогда будет жалеть об этом. Может, ад и существует, но она не боялась туда попасть. Она познала ад на Земле. Единственная ее надежда — смерть, ведь тогда она может просто стать удобрением для земли, а удобрение не думает ни о чем. Пусть Лина умерет в таком раннем возрасте, разведённая и без ребёнка, она не хотела бы жалеть хотя бы сейчас обо всем этом. Хотя бы сейчас, в последний свой час она хотела бы чувствовать себя лучше, чем вчера. Иначе бы смерть ее не имела никакого смысла, а делать что-то бессмысленно ей не хотелось — жизни хватило. Жаль, очень жаль, что она так и не услышала голос дочери, не увидела ее глаз. Сейчас она бы уже ходила в детский сад, рисовала на обоях смешных котов и любила бы сидеть с Линой вечерами на кухне. Она бы часто задавала глупые вопросы, любила бы слушать музыку и была бы Лине всем миром. Но вот уже три года она мертва. И этому всему не суждено было сбыться изначально.

Не закрывает дверь, бегом выныривая на лестничную клетку, где стены были разрисованы чем-то. Голубые стены давили на нее, и она бежала подальше от них, чуть ли не падая на ступеньках. Лина выходит из пропавшего дымом подъезд практически раздетая, в одной расстёгнутой куртке и без шапки. И уже ничего не пугает ее, даже этот холод, что щипал ее лицо и уши. Лина шла туда, понимая, что не вернётся домой сегодня. Она вообще никогда не вернётся домой. Но смерть ждёт её, она облизывается и хрустит снегом, скалится и показывает ряд жёлтых, полусгнивших зубов. Она чувствует ее запах, знает, что Лина придет с минуты на минуты. И смерть для нее имела форму. Но это была не старуха с косой, даже не скелет в балахоне. Смерть имела болезненно худое тело, покрытое шерстью, имела сильные лапы с большими когтями и клыки, которыми она безразлично разрывала тела людей, имела уши. Собаки — это не смерть, но смерть — это собаки. Собаки могут быть домашними, и тогда они, безусловно, просто собаки. Но только те твари, что выживали на улицах Сибири, были чем-то поистине ужасным. А именно их Лина видела всю жизнь.