Суккубы

В большой колониальной столовой горел тусклый свет. Мясное ассорти, сыр и тому подобное были разложены на столе, вокруг которого стояло не менее дюжины человек, тихо беседовавших. Когда она вошла, в комнате воцарилась мёртвая тишина. Внезапно она увидела их всех такими, какими они выглядели, когда она была моложе. Миссис Хейд, жена городского врача. Миссис Вирасак, чей муж был шерифом полиции Локвуда, пока не умер несколько лет назад. На самом деле здесь было много вдов, чьих ныне умерших мужей Энн призрачно помнила. Это были стойкие, крепкие женщины, консервативные и с нотками вежливости, хорошо выглядевшие для своего возраста. Несколько женщин помоложе — возраста Энн, как она предположила, — стояли на заднем плане, с, кажется, дочерьми. Энн действительно потеряла связь; чем больше она оглядывалась, тем больше замечала людей, которых совсем не знала. Нет, многих она не знала. Так почему же она нутром чувствовала, что они её знали?

Они прошли раунд изнурительных представлений. Старые женщины постоянно суетились из-за неё и Мелани, но почти игнорировали Мартина. Всё это время Энн чувствовала, что увядает. Эти люди. Это место. Её отец лежит больной наверху. Возможно, он уже умер — это объяснило бы эту странную сцену, но наверняка кто-нибудь уже сказал бы ей об этом.

— Твоя мама наверху, дорогая, с Джошем, — сказала миссис Кролл.

— Она сейчас спустится, — добавила миссис Вирасак.

Это было неприятно, загадочно. Энн всё ещё не совсем понимала, что происходит. Она отвела миссис Гарган в сторону.

— Как мой отец? Насколько всё плохо?

Женщина остановилась, но сохранила сердечную улыбку.

— Он отдыхает, — сказала она. — Он…

— Он вообще в сознании?

— Ну, иногда. Мы поднимемся, когда ты будешь готова.

Но на этом всё: Энн не знала, готова ли она. Она чувствовала угрозу от образов. Образ её отца, каким она всегда его знала, и образ того, каким он должен быть сейчас: прикованный к постели, больной.

Внезапно миссис Гарган обняла её.

— О, Энн, я так рада тебя видеть. Мне просто очень жаль, что это произошло при таких обстоятельствах.

Энн застыла в объятиях. Всю свою жизнь она чувствовала себя отчуждённой от горожан, и теперь это казалось ей возвращением домой. Другие образы разбились.

В комнате снова стало тихо. Энн повернулась.

В проходе стояла фигура — фигура солидная, непоколебимая, как шахматная фигура. Ей было шестьдесят, но выглядела она на сорок пять, с пышной грудью, с блестящими тёмными волосами, собранными в пучок. Тонкие линии украшали, а не обесценивали её лицо. Это лицо, как и этот дом, город, как и всё здесь, казалось, совсем не изменилось. Стоически тронуто добротой. Жёсткое и сострадательное одновременно.

Фигура вошла в столовую.

— Привет, мама, — сказала Энн.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Женщины, конечно, шумные сучки, не так ли? — Дюк усмехнулся.

Эрик так и остался сидеть за рулём. Они припарковались на старой заброшенной лесовозной дороге, рассчитывая переждать жару; полиция, вероятно, даже не знала, что эта дорога существует. Это, однако, давало им время, а Дюк Беллукси никогда не терял времени даром.

Девушка кричала и кричала.

Она потеряла сознание после того, как Дюк снёс голову её парню, но очень быстро пришла в себя, когда Дюк оторвал один из её длинных блестящих накрашенных ногтей плоскогубцами, которые нашёл в ящике с инструментами. Она очнулась, крича.

— Сладко спалось? — спросил Дюк и начал срывать с неё скудную одежду.

Однако, какой бы мелкой она ни была, она выдвинула серьёзное возражение против планов Дюка, царапая, шлёпая, пытаясь укусить, так что Дюк пару раз ударил её по голове пустой бутылкой из-под пива, чтобы лишить её бодрости. К этому времени Эрик понял, что попытки вмешаться бесполезны — всё оружие было за Дюком. Теперь всё, что могла сделать девушка, это сопеть и немного ёрзать. Дюк уложил её прямо на мёртвого парня и тут же начал насиловать.

— Как тебе постель, а, сладкая? — сказал он, посмеиваясь.

У Эрика не было никакого желания смотреть на это, но время от времени что-то — возможно, чувство вины — заставляло его бросить взгляд.

— О, да, о, да, — хрюкал Дюк.

Когда миссионерская поза потеряла свою прелесть, он перевернул её и начал насиловать снова. Она опять пришла в полное сознание, и её вырвало.

— О, дерьмо, девочка! — Дюк был недоволен, толкнув её. — Посмотри, что ты сделала! Облевала весь наш славный фургон!

Вскоре девушка снова начала кричать, так что Дюк дал ей ещё один удар бутылкой.

— Угомонись, сладкая, — посоветовал он, а потом рассмеялся.

Он прижал её лицо к промежности её мёртвого парня.

— Передай поцелуй своему милому от Дюка!

Затем он отдёрнул её голову назад за волосы, усиливая толчки. Эрик тупо смотрел в лобовое стекло.

«Так больше продолжаться не может», — стучала в голове одна только мысль.

Как только Дюк начинал действовать, он выходил из-под контроля. Он был на грани убийства, и в этом была вина Эрика. Он должен был сделать… что-то.

Он снова оглянулся. Remington и Webley лежали рядом с выступом заднего колеса.

«Я никак не могу добраться до них», — понял Эрик.