Читаем Сумасшествие полностью

А звёзды молчат, но требуют:

«Посмотри на меня, обними

взглядом многоэтажек!»


И жгут в тени

всех,

и меня

даже.


/23.11.2017/


***


Вот он, мир, не вокруг, а внутри нас.

Шумит непокорным городом, шинами на асфальте.

Когда-нибудь мы ему скажем: «Ну, всё, отстаньте!

Отдайте меня пустыне! Я – просто примус».


Но мы ещё не достигли черты той, разве

что к осени учащаются перебои

со светом, теплом, водой, и

по трубам боли, чистейшей горячей боли

кубы´.

Мы становимся

заносчивы и грубы.


Я бы не выбралась/выбрала/выжила/вышла

из этой осенней толщи, где «гнить и плакать»,

где мы – вообще не море, а грязь и слякоть,

растекшаяся, не нужная никому.

В дыму.


Я бы не выбралась, город во мне погас ли,

просто разбился ли, обледенел совсем, но

я не сражаюсь, когда все моря погасли;

не отогреть, холодный полярный круг.


Ведь сколько себя ни строй, это всё системно,

и море живёт, пока его берегут

от вьюг.


Так не выпускай же

меня никогда

из рук.


/6.11.2017/


Одиночество


Со мной всегда моё одиночество.

Оно не кончится.

Не выгорит на солнце, не выселится

в другое пристанище, дом ища:

«Вот, мол, душа,


а там край, бездна,

маленькая такая виселица,

словом, не чудо ли…» —

скажет моё одиночество, трепеща.

И уйдёт.


Только оно – не статус, не содержимое,

не приговор/проклятие на устах.

Оно верещит, мол, руки скорей развяжи мои.

Я – его страх.


Вот же какая шутка судьбы-разведчицы:

что солонее, намертво припаять.

Одиночество же ничем никогда не лечится.

Это признак и качество голоса бытия.


Я же пока учусь его принимать.


/09.09.2017/


***


Да, прожуй меня, Осень, выплюни и сотри,

Не жалей меня, опрокинь, как стакан по три.

Чтобы я не снимала кожу своим стихам,

Где я – ребра, хребет и боль, да и та плоха.


Образумь меня, этой горечи нет конца.

Видно я себе враг, ведь у боли той нет лица,

И она разрывает глотки с высоких нот

Моим текстам незрячим, не выдержавшим темнóт.


Вот же голос во мне потерян, совсем молчит.

Мы не птицы, а просто выбрались из печи

И горим, не снимая шляп, опалив края.

Мы горим, потеряв пудовые якоря.


И теперь говорят, мир голоден, как змея,

Он съедает любовь, злорадно при том смеясь,

Оставляя пески пустыни, всю боль подняв.


Опрокинь меня, Осень, и выпей

до дна.


/09.09.2017/


Лето волоком


Лето грозно щерится волком,

а по следу его – дожди.

За рубаху июль и волоком

выпинывают вожди.


И над городом августится

его выдох – туман. В горсти

задыхается, бьётся птица.


Отпусти.


/24.06.2017/


***


"Видишь, у меня слова уже хлещут носом –

Так, что приходится голову запрокидывать".

Вера Полозкова


Что слова так и хлещут носом (да все стихи),

И от боли они едва ли стают тихи,

Чуть бездарнее тех, что срываются у начала.

Я опять смолчала.


Обгорают, как дом дотла (но зола не в счет) —

Всё во мне. Я боюсь, что отчаянно так влечёт

Мою душу, одной веревочкой подвязав. А

Что с нами будет завтра?


Говорят, что взамен находят погорячей.

Даже каждая третья тает от тех речей,

Что ты даришь так сносно, выдержанно, многогранно.

Я – не та программа.


Ведь во мне переводов меньше, одни штрихи,

А по венам текут стихи, да и те плохи, —

Всё о море твоем, безжалостном как акула.

Я совсем утонула.


Время крутит нас, не останавливая до седин;

Только выбор и никаких тебе середин.

Многоликая бездна звезд вместо строк, между прочим.

…Я? Очень… Очень…


/23.06.2017/


***


Город был отчаяньем поглощён,

тонущий, под гнутым небом, пока ты

прячешься под плащом,

в никуда обращён,

как дождь молодой, что срывается с крыш покатых.


Его нам еще с рождения завещал

Бог. И теперь по этим простым вещам

я узнаю, не ропща, что пустым вагонам

сердец

абсолютно нечего и

прощать.


/26.05 – 27.05.2017/


Солнце с привкусом молока


Мир проносится грохоча

И крича на обрыве слов.

А в тени твоего плеча

Время скроено из стихов,


Из горячих, как вязкий воск

На руке.

Зажимай аккорд!

До нутра проникает лоск

Звука струн,

их безумных морд.


Небо сверху басами гнет

С рябью пористые облака.

И стекает по крышам мед

Солнца

с привкусом молока.


Мне оставь на один аккорд

Два глотка.


/22.06.2017/


Маяк


Я – маяк, и в ночи мой голос сильнее волн,

Что без слов под собою гордые корабли

Погребают на дне городами – там целый полк.

Океан их глотает не мешкая, как рубли.


Я – маяк, и мне ноги хлещет ознобом лед.

Я совсем одинок. Бей горечью по плечу,

Не ослабну ничуть. Век идет, а суда вперед

Уплывают. Но я все равно им свечу. Кричу.


Я – маяк, и в ночи мой голос сильнее бурь,

Но живу на границе неба – там бездн приют.

Жгу и жду. Только солнце болью горит во лбу,


Ведь твои корабли

по-прежнему

не плывут.


/05.03.2017/


***


Глубиной багровых рек

попрошу:

выменяй


мою бронзовую слезу

на отмели.


Я – такой же

человек,

но без имени.


Моё имя в сезон разлук

отняли.


/04.02.2017/


Ночь


Ночь безликой тенью ложится

у молчаливых стен многоэтажек.

Бездонные моря стекают влажностью

и проникают в каждый

дом и его сердце мглой бумажной,

тоской, сползающей по крышам вниз.

И все мои слова, густым глаголом вырастая из

Перейти на страницу:

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное