– Коли сердце молодца девицей околдовано, так и сна он будет лишен. Только ее и будет вспоминать и всей душой желать, – молвила старуха, да едва слова мудрые делу помогали.
На свете белом жила женщина одна, сыночек у нее был, Кириллом в честь батюшки величали. Подле них старуха обитала – сварливая и вредная свекровь, мудрая и добрая бабушка. За домом все вместе следили, хозяйство вели, на ярмарки ездили и никогда не тужили. Сын во всем помогал, матери не перечил, спорили редко, потому как уважали друг друга.
Хорошо все шло, покуда в деревню их глухую новосельцы не прибыли. Серыми они были, грустными и молчаливыми – отец, а с ним красавица-дочь и муж ее. У последнего имя заморское, дивное – Финист. Да какими-то они чудны́ми казались: за пару верст видно, что к другой, богатой, жизни привыкли. Уж больно ручки у всех троих белыми были, а через оконца подмечали зеваки блюдца серебряные да жемчуга старинные. Завидовали некоторые женки, когда наряды прибывшей Елены замечали: кафтаны украшенные, рубахи расписные, сапожки красные и новые, а ткани бархатные – просто загляденье.
Понимали все в округе, что непростые это люди. Но почему перебрались вдруг – не знали, про несчастье только перешептывались, мол, с дочерью старшей беда приключилась. Какая – тайна великая да горькая, от вопросов семья отмахивалась, ответ прямой не держала. Вот и приходилось соседям самим легенды выдумывать: то девка старшая полоумной слыла, то хворь ее унесла, то позором семью на семь поколений покрыла. Только и оставалось, что судачить направо и налево, осуждающе на семейство поглядывая.
Поселились приезжие в домике маленьком, но крепком. Жили тихо, скромным хозяйством обзавелись, и каждый работу свою выполнял. Коровка одна вместе с курицами по двору гуляла, лошадь в сенях отдыхала. Молодой муженек сено косил, девица меж яблонь мелькала, а старик на крыльце сидел да корзинки вязал. Мерно их жизнь текла, в делах и заботах.
Все бы ладно, если бы отец совсем чахлым не казался, да муж молодой не отлучался часто. На вопросы все, куда он и зачем, отвечала Елена стойко – так надо. В избе она с отцом оставалась да Финиста поджидала. Осуждали ее за то часто, а после и вовсе молва недобрая по деревне пошла – сплетники да бездельники постарались на славу. «Что за дело такое, что жена без детей и мужа сидит?», «Странные они, не от мира сего», – всякое судачили да косо посматривали. А юнцы на Елену поглядывали, от стыда не краснея. Одначе старалась она не замечать сего, глупостью считая и не придавая значения.
Но в том-то беда и заключалась – влюбился юный Кирилл в Елену крепко и страстно, что сердце пылало и томилось. Недаром ее Прекрасной и здесь негласно величали: красой она весну затмевала, умом всякого удивляла, а речи вела, словно капель звучала. Повадился Кирилл мимо их избы ходить, скот пасти да ненароком в гости заглядывал. Молодая хозяйка хоть и молчалива, но добротой не была обделена: то яблоком красным угостит, то животных погладит. Любовался ею Кирилл, все своей хотел назвать да вместе зажить.
Сетовала мать его и громко на сына ругалась, уму-разуму учить пыталась, от замужней желала отвадить, однако напрасны все разговоры были. Бабушка руками махала, скалкой ударить порывалась, дурь из головы бедовой выбить, но все упреки мимо Кирилла проходили. Не слушал он ничего, не внимал словам и уговорам, мудрости не желал набираться. Полагал молодец, что раз не бывает часто дома Финиста, то позабудет его Елена скоро и любовь в другом найдет. А может, и вовсе приключится чего с муженьком… В мыслях таких пребывал молодец, ни дня, ни ночи не различая. Охали, причитали, плакали бабушка да матушка, Кирилла отговаривали всячески, но ничто сердце влюбленное не могло унять.
Выждал срок Кирилл и, как снова уехал Финист в град ближайший, набрался смелости и поспешил к избе знакомой. Цветов полевых нарвал, лентой маменькиной обвязал и стал Елену выглядывать. Спустя минуты томительные вышла она во двор ягоды собирать, песенку печальную напевая.
– Здравствуй, Елена, – молвил Кирилл, на забор опираясь. – Как поживаешь? Как батюшка твой? Все ли в доме ладно?
– Здравствуй-здравствуй, – улыбнулась дева, грусть пряча. – За заботу благодарю, хвала силам высшим – все у нас хорошо. А ты чего один? Где же стадо ваше?
Замялся Кирилл, язык будто онемел, и звука выдавить не мог. Протянул цветочки яркие и глаз с Прекрасной не сводил.
– Спасибо, – улыбнулась Елена ласково и почувствовала вдруг тревогу.
Не нравилось ей, как Кирилл подле нее вьется и глаз не спускает. Говорила она об этом Финисту, но тот лишь просил подождать. Обещал, что вскоре все-все уладится и перестанет он так уезжать. Вот только слова все эти уже наскучили Елене: устала дева ждать, скрываться и молчать.