Противный смех раздался из груди бледной девы. Прищурилась она и ткнула в грудь Кириллу кривым пальцем.
– Тебя тоска изнутри пожирает, милок. Любви твое сердечко пожелало, а его разбили, растоптали. Вот посему-то ты сюда буянить пришел, злобу выпускать. Аль неправду я молвлю?
– Кто ты? – прошептал Кирилл обескураженно.
Роком в воздухе веяло, тучи от горизонта ползли, вороны на ветках качались. Бежать бы молодцу прочь, но сапоги будто к земле приросли – не отпускали, шага ступить не позволяли.
– Пугливо смотришь, озираешься, правильно поступаешь, – усмешка искривила лицо девицы. – С рождения меня Маринкой все величали.
– Что же ты делаешь в такой глуши?
Завороженно на нее Кирилл смотрел. Из стороны в сторону расхаживала незнакомка, хромая.
– Живу, как загнанный зверек, но ничего, ничего, настанет время и тогда… – шептала она без разбору слова, проклятиями воздух сотрясая.
Дернулся Кирилл, отступить желая, но Маринка тут же к нему подпрыгнула, в руку намертво вцепляясь. Грозно глаза ее сверкали, сила в ладонях немереная скрывалась, улыбка скалящаяся ничего хорошего не сулила.
– Куда ж ты? – удивилась она. – Я ж вижу, что дома тебя ждут лишь обида и гнев. Как посмотришь на косы ржаные, так залюбуешься, а если очами цвета неба взглянет, то пропадешь на месте сразу. Маяться будешь, без сна ворочаться станешь, придется Елену вспоминать и Финиста проклинать.
Обомлел Кирилл, речь теряя. Не ведая ничего, умудрилась Маринка с ходу все его мысли потаенные прознать. Токмо и мог прошептать:
– Откуда ты?..
– Ведьма я, милок, – оскалилась Маринка. – Гонят меня отовсюду, куда бы ни пришла, а потому и приходится скрываться по болотам, лесам иль в селениях пустых. Но не о том речь, не о том.
Утаила она от него, что давным-давно на свете живет и младой только на лицо кажется. Много зим тому назад вышвырнули ее за колдовство из деревни родной прямо в пургу. Скиталась она по холоду, пальцы отморозила, с обрыва упала и тогда же ногу повредила, но выжила всем обидчикам назло. Спустя год возвратилась ведьма домой и наслала на жителей язвы страшные. Померли все в деревне, а она, ликуя, там же и обосновалась. Не смел никто приблизиться к округе прокаженной, а Маринке большего для существования и не надо было. Токмо не ведала она, что в злобе и одиночество рассудок помутился. Теперь же, увидав первого за долгое время человека, радость захлестнула Маринку, но тотчас сменилась грустью да злостью – ее словно чувства все разом раздирали. Однако видела ведьма ясно сердце разбитое и решила воспользоваться слабостью сей.
– Знаю я, как тебе Елену заполучить, но тут надо бы от мужа избавиться, – прошептала она, молодца дуря.
– Как же сделать это, коль богатырь он?
Не думал Кирилл, что отвечал: желания мелочные да опасные голову заполонили, к поступкам отчаянным толкая.
– Есть у меня зелье одно, что силушкой тебя наделит. Облик зачарованный получишь, сможешь по свету летать да мощью врагов устрашать. Сокол с тобой и сравниться не сможет, – и, произнося слова елейные, завела Маринка Кирилла к себе в сарай, где опоила отваром противным.
Не заметил молодец, как гроза налетела, как ветер деревья повалил, как застонала природа – злой рок свершился. Одурманила Маринка юнца и в зверя превратила – Змеем Горынычем он стал. Облик чудища громадного с тремя головами ему от колдовства достался, а злость и зависть, что внутри пылали, в огонь настоящий превратились и нутро заполнили. Всю ночь тело лихорадкой било, ревел и рычал Кирилл, сущность новую принимая мучительно. А наутро встал, а перед глазами все плыло, голова тяжелой была – мыслить ясно совсем не получалось.
– Иди к ней да вновь руки проси, а если и ныне откажет, то в зверя обращайся и рази пламенем, пока от Финиста не отречется, – наставляла Маринка, а Кирилл только кивал.
Хохотала ведьма, зрелище кровавое предвкушая, и тайком за молодцем последовала, желая на страдания иных полюбоваться.
Домой не заходя, направился Кирилл к Елене. Удивилась Прекрасная, неспокойно сердце забилось при виде его – нездоровым юноша казался, словно подменили.
– Как ты чувствуешь себя? – осторожно спросила она, но тот лишь головой покачал и вновь речи про побег и любовь завел.
Оскорбилась Елена и вон его погнала.
– Не хочешь по-хорошему, значит, будет по-плохому, – прошипел Кирилл и обращаться принялся.
Выросли крылья за спиной, три главы шею разорвали, тело чешуей покрылось в один миг, а из лап тяжелых когти-сабли торчали. Огромен и ужасен был черно-красный дракон, все небо собой закрывающий. В страхе на него Елена смотрела, а тот лишь насмехался да мощи удивлялся. Взревел он и принялся огнем землю опалять, все на пути сжигая. Пылали трава и дома, крики и стоны сквозь дым еле пробивались, но не внимал им Змей, обиду на невинных вымещая.
Ярость и боль Елену захлестнули, побежала она за луком и стрелами, перо мужа сжимая и о подмоге умоляя. Выбралась Прекрасная, на валун высокий вскарабкавшись, и стала в Змея стрелять. Но не смогла нанести раны дракону, только лишь царапала чешую толстую.