Кристина сочла обнадеживающим тот факт, что он решил порыться в рюкзаке и найти себе шоколадку. И он же, судя по всему, подбросил веток в огонь, так как костер пылал все так же ярко, хотя за ночь должен был превратиться в груду угольков.
Кристина подползла к нему и обняла. Джоуи, хотя и слабо, обнял ее в ответ. Разговорить его ей не удалось — он отказался вымолвить хотя бы слово. И он все еще не смотрел ей прямо в глаза, словно не до конца был уверен, что она рядом. Но у Кристины было чувство, что всякий раз, когда ей случалось отвернуться, взгляд Джоуи мгновенно фокусировался на ней. Оставалось надеяться, что сын понемногу возвратится к ней, нащупывая путь от той бездны аутизма, в которую едва не угодил.
Чубакка взбодрился не так заметно, как его хозяин, но и он выглядел чуточку лучше, чем прошлым вечером. Казалось, с каждым поглаживанием и похлопыванием пес становился все сильнее и энергичнее, как будто ладошки Джоуи были наделены целительной силой.
Джоуи покрутил перед собой шоколадку, рассеянно разглядывая ее. На губах у него появилась слабая улыбка.
Кристина почувствовала, как сердце ее буквально тает при виде этой еле оформившейся улыбки.
В этот момент проснулся Чарли, и Кристина тут же подошла к нему. В отличие от мальчика и собаки он совсем не поправился за ночь. Жар ушел, но в целом его состояние только ухудшилось. Цвет лица напоминал невымешанное тесто. Глаза запали, будто провалились в череп под тяжестью всего, что им довелось увидеть. Тело его сотрясала дрожь, порой до того сильная, что казалось, еще немного — и у него начнутся конвульсии.
Кристина помогла ему сесть и запить еще пару таблеток тайленола.
— Ну как, лучше?
— Слегка.
Голос у него больше походил на шепот.
— Как твоя боль?
— Повсюду.
Подумав, что он ее не понял, Кристина уточнила:
— Боль в плече.
— И я… об этом. Теперь она… не только в плече… повсюду… с головы до пят. Сколько сейчас времени?
Она взглянула на часы:
— Бог ты мой! Половина восьмого. Я проспала несколько часов, даже не шевельнулась, и все это на каменном полу.
— Как Джоуи?
— Взгляни сам.
Чарли повернул голову как раз в тот момент, когда мальчик скармливал Чубакке последний кусочек шоколадки.
— Думаю, он приходит в себя, — сказала Кристина.
— Слава богу.
— Не хочешь поесть? — спросила она.
Он качнул головой.
— Попытайся. Тебе надо набираться сил.
Чарли моргнул, будто стараясь сфокусировать взгляд:
— Может, позже. Снег… все еще идет?
— Я пока не выходила из пещеры.
— Если метели нет, вам нужно уходить… без меня.
— Глупости!
— В это время года… непогода может отступить лишь на день… а то и вовсе на несколько часов. Важно ухватить момент… спуститься к озеру… до нового снегопада.
— Только с тобой.
— Не могу идти, — покачал он головой.
— Ты еще не пытался.
— Я и говорю-то… с трудом.
Даже этот краткий обмен репликами заметно ослабил его. Дыхание стало прерывистым и натужным.
Было бы бессердечно оставить его здесь в таком состоянии.
— В одиночку ты не сможешь поддерживать огонь, — запротестовала она.
— Смогу. Придвинь меня… поближе к костру. Чтобы я мог дотянуться. И собери… побольше дров… хотя бы на пару дней. Я… справлюсь…
— А как же еда? Ты не сможешь ее приготовить…
— Оставь мне… пару шоколадок.
— Это не еда.
Он нахмурился, будто собираясь с мыслями:
— Вы
— Ладно, ладно, — сказала Кристина.
Чарли обмяк, будто из него выпустили воздух. Когда он заговорил, голос его был еле различим — не шепот, а тень шепота.
— Когда спуститесь вниз, к озеру… пошлете мне подмогу.
— Сначала надо узнать, закончилась ли метель, — заметила Кристина. — Пойду посмотрю, что там на улице.
Не успела она встать, как от входа в пещеру донесся мужской голос:
— Мы знаем, что вы там! Вам от нас не спрятаться!
Гончие Спайви все-таки разыскали их.
70
Следуя инстинкту, ни на секунду не задумавшись об опасности, Кристина схватила револьвер и кинулась к зигзагообразному выходу из пещеры.
— Нет! — сказал Чарли.
Но она уже была у первого поворота. Кристина ринулась направо, даже не проверив, нет ли там кого-нибудь, увидела одни лишь каменные стены да сероватое пятно света за следующим углом, после которого открывался прямой путь на склон холма. Она действовала с предельным безрассудством, поскольку это было последнее, чего могли ожидать люди Спайви. Но главное, что она просто не могла вести себя иначе: ею двигала безрассудная ярость. Эти злобные, тупые твари выдворили ее из собственного дома, заставили спасаться бегством, а потом загнали в эту нору. И вот теперь они собираются убить ее сына.
— Мы знаем, что вы там! — снова прокричал тот же голос.
Никогда в жизни у нее не было истерики, но сейчас ее просто трясло, и она не могла остановиться. Да ей и не хотелось: казалось, нет ничего лучше, чем уступить слепой ярости и свирепому желанию пролить