Сумерки богов

– Священник, я осмеливаюсь и на это, и на многое другое. Мы – армия Бога, и Бог решает, кто достоин возглавить нас. Судя по всему, Господь решил наказать повелителя Скары и причины известны только ему. Мы проливали здесь кровь и ничего не добились. – Он указал на всё ещё неподвижную фигуру Конрада. – Возможно, так Бог говорит нам выбрать нового лидера.

С дальнего конца стола Хорстен хмыкнул в знак согласия.

– Святой отец?

Никулас вздохнул.

– Это Божья армия, – сказал он. – И Святой Отец римский является избранным пастырем Божьей воли на земле. Вы оспариваете это?

Командиры пожали плечами и покачали головами.

– Значит, вы согласны, что я – голос Святого Отца в этом маленьком северном уголке? Здесь и сейчас я пастырь Божьей воли, и Бог велел Конраду из Скары возглавить свой Крестовый поход, чтобы вернуть кости святого Теодора и меч, которым блаженный мученик победил посланного дьяволом адского змея во славу Христа и короля! Вы оспариваете это? – взревел Никулас.

Мужчины потупились; даже Торвальд поднял руки в знак примирения.

– На нас напали, – сказал Петр – забытый Петр, который наблюдал за всем в тишине.

– Верно, брат Петр! – сказал Никулас. – На нас напал грех гордости! Ты жаждешь славы, как извращенец жаждет девственных дочерей своего соседа! Позор, Торвальд Рыжий! Тебя ждёт позор! Мы…

– Нет, священник! – закричал Петр. Он откинул полог шатра; там тревожно кричали мужчины, пока пламя лизало ночное небо. Шум метательных машин стих, и с края лагеря ближе к озеру Венерн доносился лязг стали. – Нас атакуют!

Волкоподобные фигуры ульфхеднаров бесшумной волной обрушились на лагерь крестоносцев. Два баркаса с приглушенными весельными замками доставили два десятка человек в закрытую бухту на берегу озера Венерн – галечный берег, скрытый невысоким холмом и густыми зарослями ивы и ясеня. Там они разделились на две группы. Ульфрун повела первую, а Форне – вторую.

Первыми пали крестоносцы, заправляющие машины. Раздетые по пояс и обливающиеся потом, они засыпали угли в сердцевины сосновых стволов, каждый из которых был высотой с человека. Неподалеку глухо стучали топоры, пока другие крестоносцы рубили новые деревья. Ульфрун долго наблюдала за этим почти механическим процессом – сосны определенной высоты и обхвата были отмечены полосками ткани; лесники срубали их и с помощью упряжки мулов доставляли туда, где механики очищали срубленные стволы, распиливали на куски и пробивали центры с помощью шила, бура и сверла. Как только угли были внутри, им нужно было не меньше часа разгораться под мехами в руках команды мужчин – до тех пор, пока сердцевины почти не плавились от сосновой смолы.

Несколько стволов тлели на тележке, ожидая доставки к машинам. Ульфрун ухмыльнулась. Вот её цель. Она тихо свистнула; позади неё из укрытия поднялись люди в кольчугах и волчьих шкурах. Ульфрун повела их к крестоносцам.

Первым погиб лесоруб, который выпрямился, обрубив ветки соснового бревна, с любопытством прислушиваясь к лязгу упряжи за спиной. Он повернулся, его блестящий от пота лоб прорезала хмурая морщинка. Он мельком увидел высокую тень, одетую в волчью шкуру, как раз в тот момент, когда Ульфрун размозжила ему череп одним ударом железной руки.

Тишину ночи нарушил волчий вой, когда ульфхеднары, словно копьё, вонзились в незащищенный фланг христиан. Брызгала кровь, хрустели кости, люди кричали в молитве и страхе, отшатываясь от внезапно появившихся диких и окровавленных силуэтов. Ульфрун пинком отправила голого по пояс шведа в огонь, её топор взлетел и отсёк мужскую ногу у колена, когда швед пытался подняться. Вонь вареной крови и горелой плоти смешивалась с запахом смолы и свежесрубленной сосны.

– Один! – взревела Ульфрун, идя через огонь по горящему трупу. Мужчины разбегались от неё. Неподалеку, у подножия небольшого холма, она разглядела первую из трех адских машин: метательный рычаг, помещённый в деревянную раму, приводимый в действие множеством верёвок и мускулами дюжины мужчин. В корзине на конце метательного рычага лежал камень размером с туловище мертвеца. Ульфрун наблюдала, как мужчины потянули в унисон – могучее усилие, от которого булыжник взмыл в ночное небо. Его путешествие закончится в нескольких сотнях ярдов отсюда, за оврагом, над частоколом Храфнхауга, освещённым дюжиной костров, горящих вдоль нижнего уровня. Но как только крестоносцы попытались перезарядить корзину, парни Ульфрун настигли их.

Между верёвками падали разорванные тела; в корзину скатилась голова. Её владелец сделал несколько спотыкающихся шагов и тоже упал среди верёвок. Другой механик споткнулся об этот труп, спеша убежать от острых мечей и топоров языческих захватчиков. Он закричал и скорчился, когда ему в бедро вонзилось копьё. И не он один издавал звуки ужаса. Крики тревоги всё поднимались, распространяясь по лагерю крестоносцев.

Ульфрун не теряла времени.

– Этот топор! – проревела она, указывая на топор лесоруба с длинной рукоятью, всё ещё зажатый в кулаке мертвого христианина. – Принесите его мне!