–
Конрад вздохнул. Кошмары были испытанием веры, и Искуситель принял облик старика, чей взгляд при жизни был добрым. Искуситель питался страхом, а страх подрывал веру. Заставлял людей сомневаться в воле Божьей. Даже малейшая трещина в праведной броне веры давала Врагу силу. Теперь Конрад всё понял. Если он поддастся страху, его настигнет проклятие.
– Милорд?
Конрад дёрнулся при звуке голоса священника. Он перекрестился, поцеловал крест на конце патерностера и встал на ноги. Отец Никулас принёс ему рог. Конрад взял его, поприветствовал священника и выпил всё залпом. Тепло напитка перешло в живот и конечности.
– Вы обеспокоены, милорд? – спросил Никулас, забирая рог у Конрада. – Я не хочу лезть не в своё дело, но я слышал, как вы читали Евангелие от Марка.
– Иногда я боюсь, что моей веры недостаточно, – сказал Конрад, поворачиваясь к открытому манускрипту. – Что, если я ошибаюсь? И все эти старания – лишь уловка Искусителя, чтобы отвратить нас от Господа? Что, если на самом деле я проклят?
– Тогда я скажу, что вы не до конца поняли слова святого Марка, – ответил Никулас. – У вас есть вера, милорд?
– Есть.
– Тогда почему вы боитесь? Доверяйте своей вере и словам Господа, которому мы служим. Искуситель не хочет, чтобы меч святого Теодора явили миру, поэтому он сеет сомнение в вашем сознании. Мы действуем по воле Господа и по воле короля – несём свет Божий в этот забытый уголок земель вашего брата и добываем ему орудие, которое принесёт славу нашему Господу! Не мучайтесь, лорд. Возрадуйтесь! – Глаза отца Никуласа загорелись праведным светом. – Возрадуйтесь! Так мы сможем принести добро!
Конрад кивнул. Он почувствовал, как в его конечности прилила сила.
– Ты прав, отец. Как и всегда. Ты…
Он услышал призрачный шёпот.
–
Конрад повернулся, прищурившись и пытаясь разобраться в скоплении шума.
– Милорд? В чём дело?
Конрад поднял руку, жестом прося отца Никуласа замолчать.
– К нам… проникли, – спустя время сказал Конрад. Он говорил медленно, словно в трансе. – Девчонка. Она хочет забрать наших пленных. Она из гётов, но… но такой они ещё не видели, она их пугает. Они видят… завесу над ней, вокруг неё. Её что-то защищает. Что-то небожеское. – Лорд Скары поднял голову и смерил священника своим бесцветным взглядом. – Где наши схваченные гёты?
– В молельном шатре, – ответил Никулас нахмурившись. – Под стражей. Один плачется о брате, который либо был убит, либо сбежал, скорее всего, он скоро обратится к вере. А второй остаётся непреклонным. Он и послужит примером.
Конрад кивнул. Он подошёл к выходу из шатра, оттянул полог и обратился к охраннику:
– Собери десять воинов и отправь их к молельне, но тихо! Не поднимай шум. Иди. – Затем он повернулся к отцу Никуласу. – Нам надо схватить эту птичку, живая она намного полезнее.
Темнота, усиливающийся ветер, холод и падающий снег – всё это обеспечивало Дисе прикрытие и помогало ей проскользнуть мимо часовых. Лагерь располагался вдоль старой, заросшей дороги, которая вела на юг от земель Вороньих гётов. Здесь не было никаких оборонительных сооружений; между голыми деревьями, словно грибы, росли палатки. Большинство из них стояли во тьме, но некоторые освещались изнутри светом ламп, хлопанье парусины перемежалось отрывистым храпом и тихими голосами. Потрескивали костры, и искореженные древки копий стучали друг о друга в порыве ветра.
Диса поплотнее закуталась в плащ, низко надвинув капюшон, и, держась зарослей деревьев, бродила по окраинам лагеря в поисках каких-нибудь признаков того, где могут находиться пленники.
Она выругалась про себя.
Девушке казалось, что на неё смотрят тысячи глаз. Диса понимала, что на ней не было креста и она выглядела, как нечто выползшее из леса; она знала, что не пройдёт даже простейшую проверку. Если на неё кто-то посмотрит, вся эта нехитрая маскировка провалится. Её разоблачат, и зубы псов Пригвождённого Бога разорвут её на части. И всё же она шла в глубь лагеря, к центру. Там просторный шатер занимал весь невысокий холм, последний перед заросшей сорняками дорогой, спускающейся к мосту.