Крик Флоки превратился в издевательский смех. Он смеялся, когда Конрад шагнул к нему и ударил по рту тыльной стороной ладони. Флоки смеялся сквозь окровавленный и слюнявый кляп. Он смеялся даже после того, как лорд Скары решил его судьбу.
– Пусть познает наказание Вараввы!
– Милорд? – переспросил стражник.
Конрад сплюнул, его глаза горели красной пеленой жестокости, когда он повернулся к мужчине.
– Распять его!
Диса бежала в ночи, до неё доносились крики Флоки. Звук его агонии преследовал её, пока она скользила от дерева к дереву; это были крики раненого животного, перемежаемые глухим стуком молотков. Что сказал тот человек, которого она убила в овраге? «
Лезвие обвинений глубоко вонзилось в сердце. Сигрун не позволила бы этому случиться. Нет. Сигрун, её мать, даже Ауда придумали бы какую-нибудь хитрую уловку, чтобы вернуть всех домой. Гримнир забрал бы их домой после того, как убил всех до единого в этом жалком лагере. Даже Халла увела бы их в безопасное место. «
Диса так отвлеклась на эти мысли, что не осознала, насколько близко подобралась к караульным. Она думала, что миновала их, и перешла на размашистый шаг охотящегося волка, поэтому удивилась, когда перед ней выросла фигура.
Часовой крикнул, когда девушка столкнулась с ним. Они упали на спину, задрав локти и колени. Часовой – молодой норвежец с короткой золотистой бородой – потянулся за рукоятью меча; Диса ударила его и вскочила на ноги.
– Имир тебя побери! – прорычала она, вытащив нож из ножен. Первый удар пришелся на его плечо в кольчугу. –
Диса отошла назад, когда часовой поднялся на ноги; она приготовилась уклоняться от ударов. Но мужчина остановился на полпути, а меч так и повис над головой. Его глаза округлились; позади себя Диса услышала скотобойные звуки стали, рассекающей плоть, – но не осмелилась обернуться. Ей нельзя отводить взгляд от врага перед собой, чтобы оценить резню за спиной.
Молодой норвежец попятился назад; он выронил свой клинок, а затем повернулся и побежал к лагерю, крича во всё горло. Диса воспользовалась возможностью. Она выхватила из-за пояса франкский топор, замахнулась и метнула его изо всех сил. Тяжёлое лезвие дважды перевернулось, а потом ударилось острием в основание шеи норвежца. Удар расколол воротник его кольчуги, наконечник топора погрузился в твёрдые кости шейного отдела позвоночника.
Часовой упал.
Быстрая, как змея, Диса извернулась и снова приняла боевую стойку, держа нож наготове. Второй часовой был всего в паре ярдов позади неё, но стоял на коленях, позабыв о роге, его руки безвольно висели по бокам. Кровавая трещина из раздробленных костей и куски мозга красовались там, где должно было быть его лицо, – лезвие бородовидного топора раскроило его голову почти до подбородка.
Нависая над ним и держа одну руку на рукояти топора – другая представляла собой кулак, выкованный из черного железа, – стояла женщина со шрамом на лице и заплетёнными в косы волосами цвета древесного пепла, одетая в кожу и кольчугу. Она кивнула в сторону человека, которого убила Диса.
– Забери свой топор и иди за мной, – прорычала она, – если не хочешь, чтобы эти псы Белого Христа нашли тебя.
Диса кивнула и попятилась от женщины, которая была почти такого же роста, как Бьорн Хвит, вложила нож в ножны и вырвала топор из шеи норвежца. Он слабо застонал, цепляясь за землю. Диса ударила его ещё раз, на всякий случай.
Девушка обернулась, когда женщина вытащила свой топор из трупа второго часового.
– Я знаю тебя, – сказала Диса. Женщина была ей знакома, но она не могла вспомнить, где видела её.
Женщина изогнула бровь.
– Я Ульфрун Железная Рука, дитя. Меня многие знают, и некоторым даже повезло выжить после встречи со мной.
– Я Диса Дагрунсдоттир.
– Я знаю. Идём.
И, словно тени, две женщины растворились в ночи.