Сумерки всеобуча. Школа для всех и ни для кого

Второе: кто именно будет писать в школьном издании? Здесь мы можем ожидать односторонности: перед нами предстанет молодежь с литературными талантами и амбициями, лирики, а о математиках-физиках-химиках мы узнаем из официальной хроники и списков победителей олимпиад. Так оно обычно и бывает, хотя есть и блистательные исключения (отмечу – вопреки собственным правилам и обязательствам – барнаульский математический лицей «Грани» с журналом «Гранки», где во главу угла ставится жизненная достоверность переживания и описания, а в основу воспитания, в т. ч. литературного – жесткий диалог поколений).[41] Конечно, «глубокие и молчаливые» останутся недоступны нашему наблюдению – у преподавателей и руководителей дойдут до них руки в последнюю очередь.[42] Естественно, те, что не пишут стихи или прозу, а пьют пиво в подворотнях, тоже если и попадут на страницы школьных изданий, то как объект изображения, а не как авторы. Можно ли считать их достоянием одной только нашей эпохи – даже с учетом того, что пиво сегодня доступнее, чем двадцать лет тому назад? Полагаем, что в общем и целом эти искажения вряд ли так сильно видоизменят общую картину – в особенности там, где она затрагивает интересы и жизнь молодежи. Мой портрет получится немного более оптимистическим, чем ему надлежало бы быть, это правда; он будет охватывать лишь меньшую часть юношества, оставляя в стороне фанатов подворотен и компьютерных игр, – и это тоже правда. Но не так ли мы судим о пушкинском поколении – молчаливо устраняя большинство, интересовавшееся (говорим о высших сословиях) вином, картами и травлей зайцев?

Сначала – несколько стилистических замечаний. Самых разнородных явлений в области словесности, доступных молодежи, сейчас очень много – можно выбирать любую традицию. Однако (за исключением относительно многочисленных экспериментов в «японском» стиле) безраздельное господство принадлежит классической, «пушкинской» (хотя и расшатанной современной вольностью) форме русского стиха. Отступления от нее выглядят скорее как недостаток умения, чем как дерзновенный прорыв. «Пушкинская» форма тяготеет к простоте и прозрачности – именно в этой тяге Г. П. Федотов усматривал основное эстетическое достоинство русского народа, считая его призванным к классическому творчеству.

Важной особенностью этой формы является и отсутствие в сколько-нибудь значительных количествах (несмотря на все давление современных эстетических достижений) грубого и неприличного: в быту молодежь, безусловно, всем этим не гнушается, но чувство иерархии в словесной области у нее живо. Учитывая, что мы живем в мире не Тургеневых и Баратынских, а Сорокиных и Кибировых, сами по себе эти формальные ориентиры – уже признак душевного здоровья. Вот что пишет, напр., двадцатилетний юноша из Омска:

Жизнь можно писать стихами, а можно матерным словом,
Причем во втором варианте лучше на белой стене.
Так будет гораздо проще казаться вполне здоровым
Членом здорового общества, где проза жизни в цене.