Сумерки всеобуча. Школа для всех и ни для кого

Безусловно, если истории известны такие национальные катастрофы (во множественном числе), следовало бы привести хотя бы два исторических примера. Их нет и, полагаю, и не появится. Есть косточка, брошенная критикам: «…русской культуры и культуры народов России, соединившихся на общей мировоззренческой платформе». Обличить этот тезис легко, но тогда полемика уйдет в сторону – на что и рассчитывает автор, оберегая таким образом свои основные тезисы. Продолжим цитирование.

«Данная мной оценка проекта вызвана следующей ключевой установкой – речь идет о радикальном преобразовании всей структуры образовательной программы. Известно, что после долгих дискуссий, продолжавшихся с конца XIX в., советская Россия приняла в строительстве системы народного образования модель единой общеобразовательной школы. Эту школу и унаследовала Россия постсоветская».

Здесь ключевой момент статьи, и нам предстоит остановиться на нем подробнее. Относительно «дискуссий с конца XIX в.» – автор мог просто не знать, что труд преподавателя Казанской Духовной академии и Казанского университета А. П. Щапова «Социально-педагогические условия умственного развития русского народа», где подробно обоснована концепция всеобуча с естественнонаучным уклоном, вышел еще в 1870 г.

Читатель знает, что между началом «долгих дискуссий» и принятием советской школьной модели произошло крушение русской государственности. Но он вполне может не знать, что – наряду с прочими институтами прежнего государства – была разрушена до основания и старая русская школа. Автор представляет создание новой, советской как «выбор» в результате «дискуссий», тщательно маскируя тот факт, что средняя школа в прежней России была и что она была уничтожена.

Теперь вернемся чуть-чуть назад, к «пресечению корня русской культуры». Автор помнит (и скрывает от читателя), что пресечение корня – не менее радикальное, чем то, которое критикует он, – уже было осуществлено. Таким образом, интеллектуальная честность требовала бы написать: «пресечение корня советской культуры». Но на борьбу за советское культурное наследие широкие массы мобилизовать не получится; само по себе это словосочетание вызывает улыбку. Потому косвенными средствами, без прямой лжи, только умолчанием нужно создать у читателя впечатление: реформаторы «пресекают корень» всей русской образовательной традиции. Об этом же читаем дальше: «В Стандарте нет обоснования, почему и на каком основании происходит отказ от российской (правильно – советской – А. Л.) модели. Где и когда обсуждался такой исторический выбор, и в чем он заключается?» «На мой взгляд, принимать столь фундаментальные и столь долгосрочные решения, как выбор модели средней школы, не уполномочены ни Минобразования, ни даже Правительство. Это предмет общественного договора». Безусловно, полуинтеллигентам, группировавшимся вокруг А. В. Луначарского и Н. К. Крупской, автор этих претензий не предъявляет – у них были полномочия крушить и резать по-живому, не задумываясь о реакции общественности, но разделать то, что они сделали, по мнению С. Г. Кара-Мурзы, власть права не имеет. Почему? Сам по себе вопрос замаскирован и не сразу придет в голову. Можно выразить восхищение – манипулятивная техника автора оказывается на должной высоте.

Но проблема, затронутая им, заслуживает обсуждения по существу. Тем более что представление о преемственности советской школы по отношению к Императорской – вещь достаточно распространенная. Против этого заблуждения нужно выступить со всей решительностью. Императорская школа не имеет ничего общего с советской, поскольку:

1. Императорская школа никогда не была школой всеобуча. Наряду с основными типами среднего образования – классической гимназией с древними языками, готовящей к университету, и реальным училищем с двумя новыми языками, естественными науками и математикой, что давало базу для продолжения образования в технических вузах, были кадетские корпуса, духовные семинарии (военное, морское и духовное ведомства имели учебные системы, не слишком уступающие по мощи образовательному ведомству), коммерческие училища, лицеи, привилегированные учебные заведения вроде Пажеского корпуса и Училища правоведения, громадное многообразие железнодорожных, сельскохозяйственных, ремесленных школ (мы перечислили только мужские; женских типов было меньше, и они отличались от мужских, но развивалось женское образование в последние десятилетия Империи весьма динамично). Таким образом, возможность удовлетворить конкретные образовательные потребности была много шире, чем сейчас.