Сумерки всеобуча. Школа для всех и ни для кого

2. Средние учебные заведения – гимназии и реальные училища – стремились не к «выполнению плана» любой ценой, а к адекватной оценке ученических способностей и усердия. Отсев в 30–40 % учеников никого не смущал и считался нормальным. Этот пункт неразрывно связан с предыдущим, разумеется, – отчисленным было куда идти. И, конечно, педагогическая честность порождала массовое недовольство русской средней школой: и родители отчисленных, и сами они редко бывали склонны признавать правоту гимназического начальства. В результате общественное мнение было далеко от того, чтобы воспринимать – как то было безо всяких оснований в СССР – свое образование как самое лучшее.

3. Имея в рамках среднего образования один «гуманитарный» и один «естественнонаучный» тип, Россия заботилась о том, чтобы и тем, и другим сообщить достаточно высокий уровень общей культуры. Будучи государством европейским и открытым, Россия давала гимназистам – даже в самом конце, когда модель классического образования подверглась массированной атаке, – один древний и один новый язык (при возможности выучить два древних и два новых), реалистам – два новых языка. Педагогам Империи и в голову не приходило поставить в центр гуманитарного образования русский язык и русскую литературу – суммарно в гимназии им отводилось 3–4 часа, и «русская словесность» считалась и была второстепенным предметом. Не было принято читать с учениками современную литературу – программа останавливалась на Гоголе.

4. Педагоги Российской Империи никогда не признали бы невежественного выпускника советской средней школы имеющим среднее образование. Для них дотягивающим до планки элементом в советской программе была бы только математика (с той оговоркой, разумеется, что далеко не все советские ученики осваивали эту программу). Миф об «энциклопедичности» и «академичности» советского образования заслуживает отдельного разговора; сейчас нам важно подчеркнуть: и общие контуры системы, и программы, и жизненный уклад Императорской школы имели с советскими аналогами очень мало общего.

Кара-Мурза делает вывод: «У авторов Стандарта нет оснований отвергать модель единой общеобразовательной школы по той причине, что она была принята в СССР. Эта модель с разными оттенками реализована во многих странах, которые сейчас показывают высокие результаты в образовании (напр., в Японии, Южной Корее и Китае). Она прекрасно «уживается» и с рыночной экономикой, и с демократией». Пассаж чрезвычайно замечательный: родственными признаются модели для стран с иероглифической письменностью (за исключением Кореи) и с культурными традициями, совершенно несходными с Россией. Ни в одной крупной европейской стране – с которыми только и можно сравнивать образовательную систему России – модель всеобуча не прижилась и прижиться не могла. Известно ли это автору статьи? Думаю, да, и его энергия в отстаивании всеобуча объясняется, конечно, не интересами рыночной экономики и демократии, а тем, что ему ближе иной социальный проект, – тот, где все одинаковы и где «единая общеобразовательная школа» является инструментом – скажем мягко – создания и воспроизведения культурной и социальной однородности. А потому у авторов Стандарта – как и у всех, кому небезразлична судьба русской школы, – есть, вопреки Кара-Мурзе, все основания отвергать советскую модель. И чем более радикальным будет это отвержение, тем больше шансов, что удастся построить что-то достойное и работоспособное. Несоответствие же советской модели современной реальности обнаруживается на каждом шагу – деградация постсоветской школы во многом обусловлена тем, что так и не произошло отказа от всеобуча; все удачные проекты последних десятилетий разрушают его, ибо серьезно выходят за его рамки. При этом всеобуч 1) так и не помогает большинству детей и подростков достичь даже и своего, весьма примитивного культурного уровня и – 2) что в настоящей ситуации еще страшнее, – загромождая учебную программу лишним и ненужным, очень серьезно препятствует наиболее талантливым детям получить то образование, которое они хотели бы и могли бы вынести из школы (два-три, а то и четыре древних и новых языка, доброкачественные знания по истории, знакомство с иностранной литературой на языке оригинала, осуществление нескольких исследовательских работ – для гуманитариев; серьезная математическая программа, правильно – т. е. научно, а не догматически преподаваемые естественные науки, опять-таки два новых языка – для естественников). Поскольку одной из главных задач всеобуча было пресечение самой возможности возникновения интеллектуальной элиты с хорошим культурным бэкграундом, в наше время, когда именно такой элиты нам катастрофически не хватает, оставлять его в качестве ориентира было бы той ошибкой, которая хуже, чем преступление.