Стоятъ они двое, мастера. И всё замято и стерто въ нихъ и запечатано накрпко - не отпечатать. Рвутся сорвать печати, шить фраки, клеить палисандровое брюхо, выкладывать терракотовые камины. И пьяны они давнимъ пьянствомъ, а запечатанная душа рвётся и смотритъ изъ мутныхъ глазъ. Россiя смотритъ. И какъ хорошо говоритъ, и какъ по-чудесному можетъ чувствовать. И какъ понимаетъ всё, - проклятыя печати! И бабка Настасья съ мужемъ и сыномъ, лихимъ кровельщикомъ, и столяръ, потерявшiй свою Анюту-цвточекъ и хорьковую шубу, и «правильная чета» перезабывшая всю свою жизнь, и многiе-многiе съ этой малой округи, - безконечная галерея человческихъ черепковъ. Осматриваются теперь отуманенными глазами…
Батюшка угощаетъ заливнымъ судакомъ и, подвигая рюмку черносмородиновой, вздыхаетъ.
- Ужъ на что мы, люди интеллигентные, а и то доводимъ до гиперболы времяпрепровожденiе, - постукиваетъ онъ вилочкой по рюмочк. - А что говорить о нижнихъ этажахъ! - опускаетъ онъ вилку къ полу, въ носъ собачонк. - И что же тамъ усматриваете? Самоотравленiе, разоренiе хозяйства, сквернословiе, неуваженiе къ сану и положенiю и всевозможныя болзни! Кануло въ вчность - и что же? Рвенiе къ церкви подымается, безобразiй не наблюдается, обиходъ улучшается, здоровье укрпляется, начальство удивляется!
Онъ разводитъ руками и очень доволенъ, что вышло складно. Да, у него есть причина радоваться: призваннаго изъ запаса сына-учителя вернули на-дняхъ изъ-за грыжи; кроме того, вчера забагрилъ на омут восьмифунтового судака.
- И хотя бы напряженiемъ всй силы и даже до копейки ребромъ, зато потомъ будемъ загребать сторицей во всхъ отношенiяхъ: культура развивается, умы проясняются, населенiе ободряется и… опять начальство удивляется! Хе-хе-хе…
И опять наливаетъ.
ОБОРОТЪ ЖИЗНИ
Осеннiе дни. Тихо и грустно. Ещё стоятъ кой-гд в простор бурыхъ пустыхъ полей, какъ забытыя, маленькiя шеренги крестцовъ новаго хлба.
Золотятся по вечерамъ въ косомъ солнц. Тихи и мягки просёлочныя дороги. Курятся золотой пылью за неслышной телгой. Тихи и осеннiя рощи въ позолот, мягки и теплы; строги и холодны за ними, на дальнемъ взгорь, сумрачные боры. И такъ спокойно смотритъ за ними даль, чистая-чистая, какъ глаза ребёнка. Какъ вырезанная из золотой бумаги, чётко стоятъ-идутъ большакомъ вольно раздавшiеся вковыя берёзы. Идутъ и дремлютъ.
Всюду чуткiй покой погожихъ осеннихъ дней, забытыхъ втромъ. А налетитъ и перебудоражитъ скоро, закрутитъ и захлещетъ, и побгутъ въ мутную даль придорожныя берёзы, и заплачутъ рощи.
Мы сидимъ на голомъ бугр, за селомъ. Отсюда далеко видно.
- А это Сутягино, крыша-то красная… - показываетъ за большакъ столяръ Митрiй. - Такое торжество было! Да свадьба. Женился сынъ, офицеръ… на недлю прiхалъ съ войны жениться. Откладать-то неудобно было… съ гувернанткой жилъ. Ну, понятно..: Мамаша ихняя не дозволяла. А тутъ надо оформить по закону… Сегодня живъ, а тамъ… Разбирать нечего, крайность. Пожалла барыня за ребенка - женись! Вс его владнiя будутъ, какъ папашу убьютъ. Ужъ и гордая барыня! А война. Она такого обороту дастъ, что и своих не узнаешь. Старики у насъ разошлись… что-то такое и не понять. Три старика вотъ поженились… правда, богатые, вдовые… Такихъ-то ядреныъ двокъ себ повыбрали, не говори! Самую головку. Для народонаселенiя… Крпкiе старики, нельзя сказать… съ дтями будутъ. А двчонки такiя… ничего не подлаешь, устраиваться-то надо. А у какой и природа требуетъ, что твоя тёлка… Законъ ещества! Одну у насъ повнчали за трактирщика изъ Боркина… старухи Зеленовой Настюшку. Грудастая, мордастая… кровью горитъ! Ну, трактирщикъ тоже, мужикъ самостоятельный, чижолый… при капитал. Ревла всё… а тутъ, гляжу, катаютъ чуть не въ-обнимку… на Спаса были въ гостяхъ. «Онъ, гыть, мн вотъ-вотъ вилсипедъ купитъ!» Съ мошкинской учительницы въ примръ… и ку-питъ! Такъ и козыряетъ за ней птухомъ. Тутъ у насъ новостёвъ есть. Война, братъ… она зацпитъ. Ещё какое будетъ!
Да. Крпко и глубоко зацпила невидная война. Со строны, будто, и не такъ замтно: тянется привычная жизнь, погромыхиваютъ въ базарные дни телги, уходитъ и приходитъ въ обычный часъ стадо, гнусаво покрикиваетъ по округ хромой коновалъ Савелiй - «поросятъ легчить требуется ли кому!» - бродятъ лниво мднолицыя татары съ телжкой, ворожатъ бабьи глаза, раскидывая на травк, подъ вётлами, яркiй ситецъ. Обычно, по череду, идутъ работы: возятъ навозъ на пары, помаленьку запахиваютъ, почокиваютъ подъ сараями - отбиваютъ косы; поскрипываютъ шумящiе воза съ сномъ, въ зажелтвшихъ поляхъ вытянулись крестцы новаго хлба. Неторопливо, по ряду, движется жизнь по накатанной коле. А если вглядться…