Суровые дни

- Крестами я теперь занимаюсь… Поглядите мою работу на кладбищ! Губаниха наша померла-укрылась. Что говорить - горевая. Ей крестъ выстругалъ знаменитый, сосновый, въ два аршина… въ память. Сосди были. Максиму такой отд-лалъ… въ город не купилъ, нтъ. Барыня заказывала, изъ берёзы, подъ свтлый лакъ, а по рисуночку гвоздемъ прожегъ, какъ чирипаховый. Ему ст`oитъ, человкъ былъ смирный, а сила въ нёмъ такая была… подъ конецъ только объявилась. Сталъ людей утшать! Да. Такъ хоронили… трогательно смотрть. У него своихъ семеро осталось, вс двчонки… да братниныхъ четыре головы. Одиннадцать головъ! Какъ встали они на кладбищ… глядятъ на публику… бда! Трактирщикъ былъ, который вотъ винный-то погребъ, фабрику искусственную завёлъ! Ему Максимъ сонъ растолковалъ, что будетъ ему капиталъ. Ну, правда, брата его убили на войн, а ему хорошйi капиталъ достался… тыщъ десять! Увидалъ дтей, пожаллъ въ благодарность… четвертной вынулъ. Потомъ говоритъ - прiютъ! Насыпано намъ сиротъ, прямая обязанность! Мадамъ, положьте фундаментъ! - Барыню съ усадьбы подковырнулъ. А тутъ эти двчонки таращутся. Барыня сейчасъ, - ахъ, ахъ… сто рублей! Землю даю! Трактирщикъ напротивъ ей, - двсти! - Народъ глядитъ, заваривай! Батюшка, стрыженый… тоже: давайте, пропитаемъ… изъ копейки рубли! А тутъ барынинъ студентъ сейчасъ - бумагу написалъ… листъ! Собралъ по мстамъ за триста. Лсникъ съ полустанку какъ узналъ, что трактирщикъ барыню перешибъ, обидлся: трактирщикъ за его сына дочь не отдалъ… хромой сынъ у него. На три сотни, говоритъ, лсу объявляю, а тамъ еще отъ меня будетъ на покрышку, ежели трактирщикъ отдлку приметъ. Гляди, какъ ковырнулъ! Принимаю отдлку! Принимаешь? Такъ вотъ отъ меня ещё палубинку тыщу штукъ, выше не перекинешь! - Засерчалъ. Говоритъ: стёкла беру, застеклю! Ей Богу! А, стёкла? Печки мои, выше трубы не накроешь! Накрою!.. Накрылъ! Что ты думаешь?… Отопленiе принимаю! Значитъ, выше трубы - дымъ! Во какъ имъ Максимъ подложилъ! Ну, думаю… скоро, Митрiй, помирать будешь… пропилъ ты свою душу… счетъ подаду-утъ! Посл и теб сироты будутъ! Пять дверей на себя записалъ, за работу… и еще скидка имъ отъ меня будетъ… Съ весны и двинутъ. Какое дло-то! Такъ вс загорячились - не понять.

И Максимъ померъ. Сколько смертей за одинъ этотъ годъ въ малой округ. Какое движенiе всего! Померъ чудной Максимъ, хмурый, съ маленькими глазами лсного человка, съ маленькимъ лбомъ, заросшимъ до переносицы волосами, пугливо всматривавшiйся въ непонятное, чуявшееся его пугливой душ, тщетно старавшейся постигнуть и разгадать судьбу. Когда-то онъ говорилъ, что «всё можетъ себя оказать, только надо понять, въ чемъ тутъ суть». Да, всё можетъ себя оказать и отыщется суть: вотъ уже прiютъ строятъ. Въ чемъ же тутъ суть?

Разсказываетъ и разсказываетъ столяръ про округу, и столько новаго въ неизмнной жизни, столько перерыто и вывернуто за одинъ этотъ годъ, что, пожалуй, и «заблеститъ»!

- Вотъ она, сила-то его, и объявилась, Максима-то! Бабы наши свое болтаютъ: тёмная, будто, въ нёмъ сила жила, всего ему открывала. Правда, что видъ у него дикой, чисто совиный… а вотъ черезъ него-то у насъ и сиротъ подберутъ. Вотъ-те и си-ла!

Митрiй пересчитываетъ по пальцамъ поставленные кресты на кладбищ, заколоченныя избы, плнныхъ, убитыхъ и воротившихся съ чистой отставкой. Онъ знаетъ законченныя и назрвающiя драмы, плачущихъ вдовъ и иныхъ, уже забывшихъ и завязавшихъ новыя семьи. Пошатнувшiяся и подымающiяся дла. И опять говоритъ, что оборотъ пущенъ шибко, а что изъ этого выйдетъ - увидитъ, кто доживетъ.