Суровые дни

- Тамъ… на войн-то, лсъ рубятъ! - говоритъ онъ, и его жуткое жёлтое лицо покойника мудро и необычно вдумчиво, словно вотъ-вотъ провидитъ. - А тутъ щепа да стружка летитъ. Будетъ, чмъ топить. Вотъ приходи, потолкуемъ напослдокъ. Покажу, какой я и себ крестъ загнулъ… Нельзя, чище моего никто не удлаетъ. А чего? Ничего не боюсь. Я вотъ когда съ пятаго етажу летлъ, на Молчановк домъ строили… испугался разъ. У меня и секретъ есть… ничего не подлаешь. А вотъ. Прихожу въ госпиталь, партiю имъ привезъ… къ дохтору попросился. Вотъ тутъ вотъ болитъ и болитъ, ноетъ. Такъ и такъ, жизнь моя вся во хмелю, бол ничего… какъ теперь лчиться? Поглядлъ на меня, сморщился и говоритъ: «да, твои, говоритъ, доктора на стнкахъ висятъ, по твоему лику прекрасному вижу! Однако, скинь рубаху!» Ве-сёлый баринъ, военный! Ну, проревзовалъ меня… до-ка! «Такой, говоритъ, у тебя ракъ во всёмъ этомъ мст… даже въ рук его держу… такой ракъ, что само лучшее теб не рзаться. Такъ доходишь». - А сколько, спрашиваю, можно съ имъ доходить? - «Отъ силы, говоритъ, два года. А будешь пить - больше году не выстоишь». - Такой весёлый, и у меня страху нтъ. Будто такъ и нужно. Да ещё подумалъ - кажному когда-нибудь и помереть нужно… да на войн теперь молодые смерть принимаютъ… И совсмъ у меня страху нтъ! - «А какъ будутъ подходить боли… - а должны быть такiя боли, что кричать буду, - такъ, говоритъ, я теб на этотъ случай капель хорошихъ пропишу, будешь принимать». - Во-енный, такъ прямо и говоритъ. Такъ, будто, разговариваемъ весело, по пустяку. И секретъ далъ. Значитъ, какъ и капли не станутъ помогать, тогда чтобы сразу полрюмки хватить и… «уснёшь, какъ младенецъ»! И большой пузырёкъ далъ, бленькiя. А потомъ и говоритъ: - «Ты, говоритъ, не тужи, Митрiй… отъ этой болзни и цари помираютъ, нельзя излчить - ракъ!» - Нельзя - такъ нельзя. Только бы до конца войны дождаться, кто кого перемахнётъ… поглядть, что будетъ.

Спокойно-грустно его лицо, грусть и въ усталыхъ глазахъ. Вся жизнь позади… а какая жизнь?! Вся она у него оставила чёрные слды свои на побитыхъ, въ синеватыхъ шрамахъ и жёлтыхъ мозоляхъ, рукахъ, въ грустныхъ глазахъ. И кругомъ грустно и тихо. Стоятъ крестцы новаго хлба. И они грустны. И грустны осеннiя рощи въ позолот. На западной сторон залегло въ неб, въ розовыхъ тучкахъ-подушкахъ, червонное золото и умираетъ тихо. Видно съ бугра, какъ у церкви псаломщикъ, въ блой рубах, приставилъ къ рябин лсенку и взбирается - хочетъ снимать. Босая двочка стоитъ подъ рябинкой, въ красной рубашк, и смотритъ на него, заложивъ руки за спинку. Подняла голову съ блой коской и смотритъ. Блая церковь - золотисто-розовая отъ заката.

- Яблока нонче мало… - задумчиво говоритъ Митрiй, соскрёбывая съ жёлтаго ногтя лакъ. - Рекомендовалъ онъ мн ещё яблока печёнаго, сахаркомъ посыпать для вкуса… вкусу у меня, будто, нтъ, какъ трава всё. А то горшитъ и горшитъ. У дяди Семёна как-кiя дерева, а ни яблочка нтъ. Сынъ у него по нимъ хлопоталъ, люби-тель! Теперь на войн… Въ городъ ходилъ, прицнялся… сорокъ копеекъ! какая четвёрка… де-ся-токъ! Отъ яблока мн легшитъ, врно сказалъ. Вотъ сейчасъ пойду, сахаркомъ посыплю, а на ночь капельковъ…

Смотрю на него, - третъ правый бокъ, а въ лиц грусть и мука. Онъ уже умираетъ, умираетъ незамтно, тихо въ этихъ тихихъ поляхъ. Покоряется смерти, какъ покорился жизни. Кто его такимъ сдлалъ? Почему не кричитъ, не жалуется, не проклинаетъ жизнь, которую пропилъ? И какъ же онъ можетъ, приговорённый, спокойно тесать кресты и сбивать гробы на послднемъ порог? Что это - сила какая въ нёмъ или рабья покорность? А на него и смотрть жутко. Онъ облизываетъ синеватыя, измятыя губы въ насохшихъ плёнкахъ, приставилъ руку къ глазамъ и смотритъ въ поля, къ золотистымъ лсамъ за ними. И говоритъ спокойно:

- А вотъ пойду-ка я завтречкомъ въ лсъ за грыбами, покуда сила-то не ушла… И калинки бы хорошо попарить, кислаго такъ хочу… бда. Значитъ, не могу еголчить, не дошли. Говоритъ, наскрозь продаетъ, потомъ вотъ духъ можетъ быть нехорошiй. Но только до этого не доводить чтобы. Въ больницу можно, говоритъ… только, конечно, тсно теперь… А давно я въ лсу-то не былъ… Да, попито-пожито.