«Существованья ткань сквозная…»: переписка с Евгенией Пастернак, дополненная письмами к Евгению Борисовичу Пастернаку и его воспоминаниями

Должно пройти некоторое время, пока для меня выяснится, в каком я положении и как мне быть дальше. Если мои надежды не оправдаются, я наймусь истопником в Детдом, где работает Зина, и где это никого не удивит, потому что там кладовщиком и ее помощником служит человек с высшим образованьем, доцент биолог. Деньги нужны только мне и вам, и в некоторой части, руб. до 100 в месяц для Стасика, потому что себя и Лёничку З. Н. оправдывает целиком своей работой. У вас в Ташкенте есть Отделенье Управления по Охране авт<орских> прав. Когда через Чистопольское отделенье того же учрежденья я узнаю, идет ли где-нибудь Гамлет и приносит ли что-нибудь, я буду с помощью этого учрежденья делиться с вами, как бывало прежде.

Неизвестность о вас начинает беспокоить меня. Напишите мне побольше и поподробнее. К вам ведь хлынуло множество народа, среди которого немало людей известных и интересных. Вы, наверное, окружены целою галереей знакомых, вряд ли мама скучает. Не появились ли у вас Оля с тетей Асей, если да, это было бы для меня безмерным счастьем. Чистополь мне очень нравится. Милый захолустный городок на Каме; в тысячу раз лучше дикой и засранной Казани. У меня простые и страшно симпатичные хозяева и очень хорошая комната в хорошей части города. Я опять взялся за Ромео и Джульетту, которых постараюсь сделать к Рождеству, и пишу кое-что свое, вроде тех весенних стихотворений, которые мама знает. На столе и окнах у меня цветы в горшках, как везде в Чистополе, к горшку передо мной прислонена твоя детская карточка в голубой фуфайке, единственная вещь, захваченная мною при отъезде с вашей московской квартиры. Я редко вижу Лёничку, он грустный, красивый молчаливый мальчик, которого все обожают.

Крепко целую тебя и маму. Твой папа

22. XI.41. <Чистополь>

Дорогая Женя! Меня начинает беспокоить ваше молчанье. Живы ли вы и что с вами? Удается ли тебе работать? Учится ли Женёк и каковы его дела? Напиши мне вообще поподробнее о вашей жизни, вокруг вас столько знакомых. Не знаешь ли чего-нибудь о Шуре и тете Асе с Олей? Не у вас ли они? Я снимаю комнату на той же улице, где стоит пожарная часть, в которой разместился детдом Литфонда, место Зининой службы и Лёничкина жительства. Стасик живет в другом месте. Мы его не видим почти никогда, Зину вижу почти ежедневно, она иногда у меня ночует, Лёничку же не чаще раза в неделю. Он сосредоточенный неразговорчивый мальчик, выпячивает губки и корчит ротик в сторону, дурная привычка, которая не превратилась бы в постоянную, вообще же тихий, послушный мальчик, любимец всего персонала.

Жить вместе технически невозможно и не по средствам. Как только будут деньги, пошлю вам. Крепко обнимаю. Боря

Папины письма пришли через месяц. 14 октября он выехал из Москвы в Чистополь как член правления Союза писателей, которое было особым распоряжением эвакуировано в страшные дни немецкого наступления на Москву. Неподчинившиеся указу об эвакуации подвергались опасности ареста со стороны НКВД – как “предатели”, ждущие прихода немцев. Особенное подозрение вызывали лица немецкого происхождения. Многие были расстреляны в те дни. Через несколько дней после папиного отъезда арестовали Генриха Густавовича Нейгауза. Папа нашел необходимым сообщить Адику, который был эвакуирован с туберкулезной больницей на Урал, об участи, постигшей его отца. Папа писал, что мальчик должен гордиться его арестом, потому что сейчас сажают всех лучших людей России.

Заступничество Эмиля Гилельса спасло его от гибели. Через некоторое время он был сослан под Свердловск. Папа узнал об этом благополучном исходе только через год. Страшные подозрения зарождались у него уже в дни отъезда из Москвы, потому что октябрьское наступление немцев несло реальную угрозу того, что Москва будет сдана. В этом случае оставшиеся попали бы в положение заложников, чья судьба и поведение могли пагубно повлиять на жизнь эвакуированных. Кроме того, отцовский паспорт сулил ему немедленное уничтожение со стороны немцев.

2 декабря 1941. <Чистополь>

Обеспокоен молчаньем телеграфируй здоровье Чистополь Володарского 63 Детдом.

24. XII.41. <Чистополь>

Дорогая Женя! Скоро твое рожденье и новый год. Поздравляю тебя с тем и другим. От вас больше двух месяцев ни слуху ни духу. Иногда меня охватывают страх и тоска, что вас обоих нет на свете и вы погибли оба в какой-то загадочной совместности. Но вы не в пустыне. Кругом знакомые. Спасительная мысль, что не дай бог в случае какого-нибудь несчастья с вами, это не осталось бы без следа, и мне бы сообщили, мое единственное хотя и слабое утешенье. Я написал тебе и Женичке несколько писем и послал две телеграммы. На днях я перевел в Узбекское управление авторских прав (Ул. Сталина 47) одну тысячу на твое имя. Пойди и получи ее.