Сущность христианства

Природа могла, конечно, демонстрировать, но просветить она не могла; но человечность Спасителя сначала просвещала, прежде чем демонстрировать. Картины природы лишь наводят на мысль о Творце, а картины благодати показывают нам Бога в действительности; первые создал он только, чтоб мы познали, что он существует, а в последних он являет нам свое вездесущие. Природа, прибавим мы к этим словам Гуго, дает только хлеб и вино, но религиозное или теологическое содержание влагают в них вера, чувство и фантазия. Приписывать природе теологическое или теистическое значение — значит придавать хлебу значение тела, а вину значение крови. Делать из природы произведение и выражение Бога, значит отнимать у нее субстанцию и оставлять лишь акциденции. «В чувственном», говорит Фома Акв., «нельзя познать божественное существо, как таковое; ибо чувственные создания суть произведения Бога, которые не представляют действие причины соответственным ей (адекватным) образом. Но так как следствия зависят от причины, то через них мы можем познать о существовании Бога и о том, что ему присуще, как первопричине всех вещей». (Summa P. I Qu. 12. Art. 12). Но простая причинность, будь это первая и всеобщая, не составляет еще божества. Причина есть физическое понятие, хотя, являясь основанием (предпосылкой) божества, и образует понятие вполне отвлеченное и гиперфизическое, ибо понятие это есть не что иное, как олицетворение родового понятия причины. «Естественное познание (т. е. только опирающееся на природу) не приводит к Богу, поскольку он есть предмет блаженства». (Там же. sec. P. sec. Partis Qu. 4. 7). Но только тот Бог, который является предметом блаженства, есть Бог религиозный, истинный и соответствующий понятию или имени божества. «В природе», говорит он же, «находятся лишь следы, но не образ божества. Но следы лишь показывают, что кто-то проходил, но не дают понятия о качествах его. Образ Бога находится лишь в разумном создании, в человеке». (Там же Pars. I. Qu. 45. Art. 7). Поэтому вера в сверхъестественное происхождение природы опирается лишь на веру в сверхъестественность человека. Объяснение происхождения природы из сущности, отличной от природы, основывается на невозможности объяснить и вывести из природы человеческое существо, отличное от природы. Бог есть творец природы, ибо человек (с точки зрения религии и богословия) не есть создание природы. Человек (по его представлению) не произошел от природы; но тем не менее в нем живет сознание, что он не вечен, что он произошел, возник. Но откуда же он взялся? От Бога, т. е. от существа его же сущности, равного ему, которое только тем и отличается от него, что оно ни от кого не произошло. Бог только косвенно, посредственно является творцом природы и лишь потому, что он есть творец, или вернее, отец человека, что он не мог бы быть создателем человека, если б не был творцом природы, в которую, не смотря на всю свою супранатуралистическую сущность, вплетен человек. Следовательно, природа только потому произошла от Бога, что сам человек произошел от Бога, а человек потому божествен по происхождению, что он есть божественное существо, которое однако — не касаясь уже того, что вообще в Боге он мыслит свое существо, как род, а в себе, как индивид, в Боге как неограниченную и бесплотную сущность, а в себе самом, как ограниченную плоть — он представляет себе, как другое существо, ибо сознание его происхождения стоит в противоречии с сознанием или представлением его божественности. Поэтому сознание божественности, сознание: я создание Бога, чадо Божие, есть высшее самосознание человека. «Если бы тебя», говорит Эпиктет, «усыновил царь, твое высокомерие не знало бы пределов. Почему же ты не гордишься сознанием, что ты сын Божий?» (Arrian. Epict. lib. I. с. 3).

Природа, мир не имеет никакой ценности, никакого интереса для христианина. Христианин думает только о себе, о спасении своей души, или, что то же, о Боге.