— Мне становилось страшно, когда они с Максом принимались разговаривать. Сидели часами вот тут, говорили и говорили, при закрытой двери. Не пили, благодарение Богу, но когда Гюнтер уходил, у Макса были такие глаза… — Верена запнулась, подыскивая нужное слово. — У него были мертвые глаза, Сэлинджер. Тебе бы понравилось, если бы у твоей жены сделались мертвые глаза?
Существовал единственный ответ на такой вопрос:
— Нет.
— Потом они стали реже встречаться. У Гюнтера была девушка, местная, Бригитта, у них все наладилось, дело шло к свадьбе. Гюнтер меньше времени проводил с Максом, и я была счастлива, что он от нас отстал. Без Гюнтера Максу вроде бы стало лучше. Но каждый год к концу апреля он становился другим…
Верена с силой повернула обручальное кольцо.
— Когда это случилось впервые, в восемьдесят шестом, мне исполнилось девятнадцать. В девятнадцать лет смерть — это что-то такое, что случается со стариками или с альпинистами, готовыми прыгнуть выше головы. Я даже подумала, что праздник пойдет ему на пользу. Отвлечет, знаешь ли.
— Ты ошиблась?
— В первый и единственный раз я увидела его в гневе. Нет, — поправилась она, — «гнев» — не точное слово. Я перепугалась, я спрашивала себя, стоит ли бороться за человека, который, похоже, потерял рассудок? В самом ли деле я хочу провести остаток своих дней рядом с безумцем? Но потом я поняла, что не ярость им овладела, а боль. Эви, Курт и Маркус были его единственными друзьями, и он видел, как кто-то их разрубил на куски. Я его простила, но никогда больше не справляла свой день рождения. Не справляла с Максом. На следующий год за день до моего дня рождения он заправил машину и поехал в старый семейный дом, чтобы напиться там в одиночку. С тех пор это стало привычкой, даже ритуалом. Неплохой компромисс: во всяком случае, Макс не кончил так, как Гюнтер или Ханнес.
— Вернер тоже уцелел.
Верена поморщилась.
— Вернер старше Макса, и он сделан из другого теста. Возглавляя Спасательную службу, он много чего навидался. Макс в то время был совсем мальчишкой, хотя мне, такой наивной, он и казался взрослым. И потом, телеграмма не давала ране затянуться.
При виде моего изумленного лица она рассмеялась:
— Ты об этом ничего не знаешь, да?
— Какая телеграмма?
— Хочешь взглянуть?
— Еще бы.
Верена вышла из кухни и вернулась с фотографией. Вытащила ее из рамки. Вместе со снимком (Курт, Макс, Маркус и Эви с развевающимися на ветру волосами) из рамки выскользнула пожелтевшая телеграмма. Верена положила ее на стол, разгладила руками.
— Из-за нее Макс не может найти покоя.
— Что в ней написано?
Верена показала.
«Geht nicht dorthin!»
— Не спускайтесь вниз, — прошептал я.
Внизу стояла дата: 28 апреля 1985 года.
— Кто ее послал?
Верена вздохнула устало, будто ей уже много раз задавали этот вопрос.
Она перевернула телеграмму.
— Оскар Грюнвальд. Коллега Эви, ученый.
— Но как?..
— Одно из первых поручений, какие Командир Губнер был счастлив переложить на плечи Макса, было забирать телеграммы и заказные письма из Альдино. Зибенхох — деревня слишком маленькая, чтобы иметь свое почтовое отделение, а почтальон тогда был старик, которому приходилось ездить туда и обратно на довоенном мопеде. Макс терпеть этого не мог, говорил, это ему не по чину, — тут ее взгляд сделался задумчивым, — он ратовал за честь мундира. И был прав. Тут такое дело… — Она махнула рукой, словно прогоняя какую-то мысль. — Командир Губнер заключил с почтовым отделением неофициальное соглашение. Когда приходило что-то важное, кто-нибудь из Лесного корпуса заезжал в Альдино и брался передать послание по назначению.
— Ведь это противозаконно?
Верена фыркнула:
— Люди доверяли Командиру Губнеру и Максу тоже, так какие проблемы?
— Никаких, — согласился я, не сводя глаз с прямоугольного куска бумаги.
«Не спускайтесь вниз!»
— Тем утром Макс ездил в Альдино за почтой. Эви уже отправилась на Блеттербах, Макс сунул телеграмму в карман и почти сразу о ней позабыл. День выдался суматошным еще до бойни. Уйма всего свалилась Максу на голову.
— В самом деле?
— Лил дождь, наметилась пара оползней. Макс должен был нанести их на карту. Он остался один, Командира Губнера забрали в Больцано, в больницу Сан-Маурицио, с инфарктом. Ближе к вечеру опрокинулся грузовик, и Максу пришлось потрудиться. Скверная была авария, Макс даже боялся, что опоздает на мой день рождения. Но успел вовремя: уж если Макс что-то обещает, будьте уверены, он сделает все, чтобы сдержать слово.
— А телеграмма?
— Я нашла ее в кармане куртки, когда Макс вернулся с Блеттербаха. Знай я, что за этим последует, я бы сожгла ее, но нет — взяла да и показала Максу, а у него сделалось такое лицо, что я этого никогда не забуду. Будто я вонзила ему кинжал в сердце. Он посмотрел на меня и сказал только: «Я бы мог». Ничего больше, но было понятно, что он имел в виду. Он бы мог их спасти. Так и началось наваждение.
— В этом нет смысла.