Он указал на ее живот без зазрения совести, и Гермиона почувствовала, что краснеет. Симус никогда не видел его — шрама, на который намекал, — но знал, что он там. Все знали.
— Гермиона, он… нанес тебе ранение, которое чуть не прикончило тебя. Ты уверена? — спросил Гарри.
— Я… не думаю, что он хотел этого, — ответила она, игнорируя его недоверчивое выражение лица. — Ты ведь помнишь… суд.
Она вызывающе женственно откинула волосы назад и сложила руки на столе перед собой.
— И… да, я совершенно уверена.
<> <> <> <> <>
В самом тайном уголке своего сердца Гермиона испытывала нечто вроде восхищения Долоховым со времени его суда или, возможно, еще раньше. Она сидела со своими коллегами в первом ряду, пока он давал показания о своих преступлениях на допросе и заключал соглашение с Министерством. Чтобы защитить его от солнечного света, окна зала суда временно затемнили заклинаниями. Долохов стоял в металлической клетке, руки его были скованы, длинные густые шоколадно-каштановые волосы закрывали большую часть лица, словно занавес, а низкий голос с сильным акцентом давал в основном односложные ответы, самый минимум информации. Ему дали веритасерум, чтобы обеспечить точность ответов. Гермиона предположила, что он не так давно проснулся — было всего два часа пополудни.
Но даже несмотря на бледное измученное состояние, чувствовалась в нем свирепость. Гермиона наблюдала за ним с трепетом, с которым разглядывают хищника, зная, что этот зверь — прекрасный зверь — может уничтожить тебя за секунды, и только еще больше восхищаясь им.
Когда упомянули ее имя, Гермиона напряглась; Гарри, сидящий рядом, обнял ее за плечи; Долохов резко вскинул голову в знак внимания. Она сидела достаточно близко и только сейчас впервые за несколько лет увидела его глаза — радужки стали того же оттенка, что и кровь, которую теперь он вечно будет жаждать.
— Признаете ли вы, — спросил следователь, — что сознательно наложили «пурпурный хлыст» — темное проклятие собственного изобретения — на тогдашнюю студентку пятого курса Хогвартса, Гермиону Грейнджер, в Отделе тайн, в результате чего у нее произошли необратимые внутренние повреждения?
«Пиздец. Я никогда не собиралась афишировать эту часть информации», — подумала Гермиона.
И тогда Долохов, выражая, казалось, неподдельный ужас, уставился прямо на нее.
— Der’mo, — выругался Долохов. — Внутренние повреждения? Какие внутренние повреждения?
Она была парализована его алым взглядом, словно он наложил на нее петрификус тоталус. Между ними возник проблеск связи, то, что она не смогла бы скрыть, не смогла бы опровергнуть при всем желании — импульс, прошедший по невидимой линии, которая, казалось, каким-то образом связывала их. Пока голос адвоката не оборвал эту связь.
— Господин Долохов, вы можете обращаться только ко мне во время этих судебных разбирательств…
— Мисс Грейнджер, — прошипел Долохов, натягивая кандалы и полностью игнорируя раздраженного волшебника в очках перед ним. — Пожалуйста. Я никогда, никогда бы не…
Но его прервало жалящее заклинание, посланное следователем в попытке вернуть внимание заключенного.
— Ответьте на мой вопрос, господин Долохов! Не будем это затягивать, мне есть чем бы я еще мог заняться вместо этого заседания.
Заключенный вздохнул, пытаясь взять себя в руки. Гермиона снова вспомнила, что ей нужно дышать, когда Гарри прижал ее к себе.
— Я наложил проклятие, — заявил Долохов, — но я сделал это, чтобы защитить ее, а не причинить ей вред.
Следователь прищурился, поправляя очки на длинном носу.
— Объясните.
Долохов снова мельком взглянул на нее, и в его чертах появилась некая неуверенность. Прежде чем продолжить, он попытался неуклюже убрать волосы с лица, используя свои связанные запястья.
— Были и другие Пожиратели смерти (они уже в вашем распоряжении), у которых было что-то вроде тотализатора… Suka blyat’, вы действительно хотите, чтобы она это услышала?
— Господин Долохов, продолжайте, пока мы не потеряли терпение и не решили, что с этого момента не будем оказывать вам любезность в еженедельных поставках крови.
— Этот парень еще большая сволочь, чем чертовы Пожиратели смерти, — пробормотал Рон по другую сторону от нее, и Гермиона не могла не согласиться с ним.
Долохов взглянул на нее, произнеся одними губами слово, значение которого она узнала только много лет спустя. Это было «prosti», что по-русски означало «прости меня».
— Макнейр, Руквуд, Джагсон и Мальсибер заключили пари о том, кто первым… доберется до мисс Грейнджер. Это была давняя шутка, но намерения у них были вполне серьезные. Они долго говорили о… своих планах на нее.
— Каких планах?
— Pozhaluysta. Не вынуждай ее слушать, как я это говорю, — взмолился он, безмерно измученный.
Следователь бросил взгляд на Гермиону и слегка кивнул. Она ни за что не согласилась бы покинуть зал суда в тот момент.