Домой она вернулась уже затемно. Сварила вкусный кофе и вдруг вспомнила, что весь день провела без корпоративного телефона. Пожалуй, впервые за десять лет. Просто забыла его утром на журнальном столике. В голове царил странный, но замечательный беспорядок. Мысли валялись разноцветными фантиками, которые остались от чрезмерного количества поглощенных впечатлений.
Уже перед сном Марье Алексеевне захотелось найти книгу, которую в юности она любила больше остальных и перечитывала несколько раз. Синевато-серый томик с шершавой побитой временем обложкой, словно сомкнутыми губами, держал между своими страницами календарик девяносто шестого года. Закладка указывала местоположение любимой цитаты. Марья Алексеевна открыла книгу и стала читать строки, которые когда-то знала наизусть:
«Я пришла к тебе, где бы ты ни был. Я с тобой, что бы ни случилось с тобой. Пускай другая поможет, поддержит тебя, напоит и накормит — это я, твоя Катя. И если смерть склонится над твоим изголовьем и больше не будет сил, чтобы бороться с ней, и только самая маленькая, последняя сила останется в сердце — это буду я, и я спасу тебя».
Как и в юности, Марья Алексеевна всплакнула над трогательными строками, а ночью ей почему-то приснился Алексей Мересьев — совсем не тот летчик, к которому обращалась Катя Татаринова, но такой же перебинтованный, как Георгий.
Нельзя сказать, что к своим тридцати пяти годам Марья Алексеевна Зубкина была совершенно неопытна в отношениях с мужчинами. Одиночество ее скорее стало последствием избытка опыта. Она смертельно устала от попыток найти тот самый идеал, который когда-то обрисовал коучер Мокрицын — лысый крикливый дядька, нанятый директором фирмы «Пустошев-Промтрест», чтобы тот дал «правильные установки на успех в жизни и карьере» всему персоналу. Его красноречие, шероховатое грамматически и стилистически, но очень эмоциональное и напористое, убедило тогда еще юную Марью Алексеевну, что хорошенькая блондинка с отличным образованием и большими перспективами продвижения по служебной лестнице непременно должна стать женой достойного человека. Определение «достойный», в свою очередь, расшифровывалось рядом качеств, которые обязаны входить в число ингредиентов, указанных на упаковке с будущим мужем, а именно: собственный прибыльный бизнес, отличная физическая форма, преданная любовь и большое уважение к партнерше.
— Посмотрите на себя в зеркало? — вопил Мокрицын на всю столовую «Промтреста». — Вы — молодые, хорошенькие, ухоженные, умные женщины! Для того вы работали над собой столько лет, чтобы теперь бросить свои достижения в ноги неудачнику? Слесарю? Врачу поликлиники? Шахтеру? Учителю? Нет! Каждая из вас достойна стать женой олигарха!
Будучи девушкой от природы сообразительной, Зубкина колебалась, подозревая, что если жены будут только у олигархов, то слесари, учителя, врачи поликлиник и шахтеры сопьются от горя, и настанет коллапс в промышленности, медицине и образовании. Но молодость, мечты о красивой жизни и уверенность коучера заставили сделать удобный вывод: для неудачников есть жены попроще. Не такие симпатичные и без высшего образования.
Отныне, встречаясь с разными мужчинами, Марья Алексеевна неизменно искала в них обозначенные признаки. Но на беду признаков либо не оказывалось вовсе, или же присутствовал всего один, и тот — бледно выраженный. Красавцы, манящие здоровым ухоженным телом, были сами не прочь «сходить в мужья» владелицы прибыльного бизнеса и преданно любили лишь свои многочисленные физиологические достоинства. Успешные бизнесмены имели нервно-блестящую лысину и внушительное пузцо и требовали любви и уважения в одностороннем порядке. А нежные преданные романтики, готовые посвящать избраннице стихи, натирать ее во время простуды козьим жиром и поить теплым молоком, предлагали руку и сердце с серебряным колечком и не давали возможности надеяться, что они когда-нибудь поступятся своими принципами и станут вести прибыльный бизнес.
Когда исполнилось тридцать, Марья Алексеевна вдруг поняла, что ее обманули. Коучер Мокрицын к тому времени уже стал видной фигурой, выступал на телевидении и сам поменял старую жену на новую, выказав тем самым отсутствие преданности и уважения к партнерше в довесок к сомнительной физической форме. Зубкина снова вернулась к старым романам и стала мечтать о любви, которая не оглядывается на признаки и ингредиенты.
Именно поэтому, едва Любви полегчало достаточно, чтобы забрать ее домой, Марья Алексеевна сделала это не колеблясь.
Под благополучно сошедшими ссадинами и опухлостями Георгия Щербы обнаружилась довольно приятная внешность мужчины, недавно вступившего в пятый десяток. Излишне заостренные жизнью уличного музыканта черты даже придавали ему очарования в глазах Марьи Алексеевны, уставшей от гладкокожих упитанных кабинетных сотрудников «Промтреста». Попади холеный Владимир Ермоленко во льды Карского моря, прямо на шхуну "Святая Мария", и недели, небось, не протянул бы!