Суждено выжить

Дно оврага было ровное, чистое, шириной от 5 до 20 метров. Мы пробежали около километра, но лай собак от нас не отставал, держался на одном расстоянии. Каратели бежали за нами следом, на ходу короткими очередями стреляли из автоматов. Силы были неравные, принимать бой было большим риском. Бежать быстро не могли, так как за день прошли уже более 20 километров. Мы сделали бросок еще метров на 500 по дну оврага. Быстро забрались на склон, двинулись навстречу врагу. Выбрав узкое дно оврага не более 2 метров и удобные для стояния места в густом молодом ельнике, приготовили противотанковые гранаты. Другого выхода у нас не было. Взявшие след собаки от нас не отстали бы. Надо было принимать бой. Лучше погибнуть в неравном бою, чем быть повешенным веревкой за шею на первом толстом сучке. Мы находились на 20 метров выше дна оврага. Места подобрали удобные. Дементьев сказал: «Гранаты кидать по моему сигналу. Я в голову колонны, ты – в середину, а Пестов – в конец». Немцы, ничего не подозревая, шли скученно, держа наготове оружие, изредка стреляя короткими очередями, с силой удерживая собак, рвущихся по нашему следу вперед.

Когда голова колонны поравнялась с Дементьевым, он поднял гранату. Мы разом кинули противотанковые гранаты вниз на немцев. Они, не долетая до земли, разорвались над их головами. Следом было брошено еще по одной гранате Ф-1. Ошеломленные внезапностью люди вместо того, чтобы бежать вперед или назад по дну оврага, скучились, как стадо баранов, у многих потянулись кверху руки. Их было 36. Они все от взрыва гранат легли на землю. Много было убитых и раненых. Длинными очередями застрочили наши автоматы по скучившимся, лежавшим немцам и полицаям.

Уцелевшие люди и собаки бросились назад. Пестов кинул еще одну гранату в убегавших и медленно повалился на дно оврага. Уцелевшие немцы и русские полицаи убежали. Мы быстро опустились на дно оврага. Подошли к Ване Пестову, он был мертв. Пуля вошла в правый висок и вышла на левую сторону головы, чуть выше уха. Пятнадцать человек лежало убитых, из них один полицай. Погибли две немецкие овчарки».

Завьялов в качестве доказательства высыпал из вещевого мешка три парабеллума, 21 автоматную кассету и около 40 пачек немецких сигарет «Прима», документы одного офицера и двух полицаев.

«Ваню Пестова мы отнесли примерно на километр от места гибели, пока не схоронили, а замаскировали листьями и сучками, так как в овраге снова послышалась автоматная стрельба. Опомнившиеся немцы шли уже обоими берегами и дном оврага, но медленно и с большой опаской. Нам дали возможность уйти от преследования».

Пока Завьялов говорил, мы съели свой скудный завтрак и не наелись, а только раздразнили желудки, есть хотелось еще больше. «Пошли, товарищи», – с хрипотой в голосе проговорил Дементьев. Все поднялись и пошли. «Нас осталось пятеро из двенадцати. Что нас ожидает сегодня-завтра, неизвестно. Смерть не страшна. Страшен холод и голод. Всего страшнее ранение и болезнь. Это страшнее смерти».

Шли мы целых два дня. Поверхность земли замерзла, хорошо приподнимая человека над грязью. Лужи покрылись нетолстым слоем льда. Лед над ними поднялся, создавая из теплого воздуха пространство, которое тормозило промерзание грязи.

Остановку сделали в давно заброшенной лесорубами или углежогами зимнице. Очистили ее от мусора, перестлали нары, отремонтировали во многих местах проржавевшую железную печку. На нары настлали толстый слой мягкого душистого елового лапника. Ночь спали лучше, чем в раю. Утром последний раз позавтракали, собрав остатки продуктов. «Сейчас, граждане, запевайте, – шутил Пеликанов, – а зубы вешайте на гвоздь или кладите на полку». Дементьев успокаивал нас: «Не падайте духом, продукты завтра к вечеру будут». Он вычистил автомат и пистолет, зарядил кассеты. Попрощавшись, снова исчез в лесу, как иголка в стогу сена.

Мы пролежали целый день. На второй день лежать никто из нас не мог. Разговор с любой темы сам собой переходил на еду. Ребята вспоминали лучшие дни своей жизни, когда от души, сколько могли, ели и пили самого лучшего. Как только ни старались рассказывать друг другу разные небылицы, врали кто что мог. Но разговор никак не клеился. Часто обращались с вопросами друг к другу: «Где же наш командир?» Время ползло медленно. Второй голодный осенний день подходил к концу. Ждать не хватало ни сил, ни терпения. Володя Пеликанов сказал: «Вы как хотите, а я пошел. Пусть даже умру от вражеской пули, будь что будет. Легче, чем лежать здесь, терять последние силы, а затем голодом умирать. Пока не покинули силы совсем, думаю, что с оружием в руках достану себе кусочек хлеба».

Пеликанов был прав, и мы без возражения повесили на шею автоматы и двинулись. Вышли на небольшую дорогу, к 8 часам вечера – в поле, а затем вошли в деревню.