Svadba

Я проглотил язык. Действительно не усек. Богат – Бог агат. Лишнее га. Га-га-га. Агатовый Бог – черный Бог. Каменный истукан. Черный Бог – чертов Бог. Покатилось-поехало. Надави на тормоза. Пьян я. Дюже пьян. Каменный истукан – каменный гость. Шаги Командора. Дон Жуан.

У Исаака жена-красавица, моложе его лет на десять. Хорошо погулял перед тем, как остыл при ней.

– Танцевать надо больше, Наум! – едко иронизирует он.

– Но свадьба, Исаак, причем не чья-нибудь – сына, – усер­дно оправды­ваюсь я.

Исаак прекрасно поет, прекрасно хохмит и играет словом, любит непо­нят­ные стихи, каламбуры, но никогда не танцует. Его так же трудно пред­ста­вить себе танцующим, как, скажем, Гегеля или Бердяева. Представить себе танцующего интеллектуала – вообще затея невозможная. Наверное, потому что в танцующем человеке есть нечто плебейское, духовно плебей­ское. Низкий вкус. Нагота души. Рубаха-парень. Разумеется, интеллектуал не может быть ни рубахой, ни парнем. Он может писать о них, идеи тонкие выдавать, но сам он из другого теста.

– Да, свадьба, – говорит Исаак. – Свадьба – и не в зуб ногой. Ну так есть какой-то смысл или нет? А, Наум? – и тут же переключившись, густым сердечным баритоном на хорошем чувстве мелодии затягивает мне прямо в ухо, чтобы перекрыть музыкальный вихрь, вылетающий из зала: Ах эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала... В чем же смысл, Наум? Неу­жели в том, чтобы так петь, плясать и все? А когда же дело делать? Вот в чем вопрос.

В луче его разумного и трезвого взгляда я чувствую себя беспомощнее мотылька. Непомерно стыдно. Неимоверно стыдно. И за свадьбу, и за свое легкомысленное погружение в ее тлетворные ритмы.

Куда провалиться? Его пламенный скептицизм уже поджег во мне уго­лек позора, который еще немного – и начнет ужасно жечь за бесцельно про­жи­тые годы.

– Надо закаляться, как сталь, чтобы не было мучительно больно, – решаюсь я рыпнуться в бой, вооружась банальностью против банальности.

Но не тут-то было. Каламбур – его козырь, не мой.

– Надо закаляться, как де Сталь! Мадам де Сталь!.. Ну ты молодец, Наум!

Похвалил. Сдаюсь.

Спасла меня Танюша – огонь девочка, еще одна двоюродная сестричка моя. Она прилетела из Флориды специально на свадьбу, а я, подлец, не нашел и минутки, чтобы посидеть покалякать с ней. Так, на ходу чмокну­лись нежно и пошли по сторонам.

Откуда она сейчас выпорхнула, я и не знаю. Но чистая фея, принцесса. В воздушном цветастом шифоновом платье, сквозь которое просвечивает облик бессовестной наготы. Пощечина общественному вкусу. Благо, юбка в два слоя да надгрудье, хоть и оголено широко, но со всякими ниспадаю­щими рюшами-завитушами.

– Мадам де Сталь была хорошей курвой. Послушай, Наумчик, откуда у тебя такие славянские детки?

– Ааа, – говорит Исаак, – это секрет фирмы.

– А вправду. Ты настоящий жид с двухметровым рубильником, Нинуль­ка – скуластая калмычка, а ваши деточки – настоящие славяне!

– Великолепно, – говорит Исаак, – вы очень тонко все подметили, за иск­лю­че­ньем одного.

– Давно все члены отвердели, за исключеньем одного, – прыснула озор­но Танюша, процитировав чей-то фривольный стишок совсем не по теме.

– Вот именно. Ах Наум, какая у тебя сестрица! Но вы забыли об одном – как раз об этом исключенье.

– Я как раз об этом исключенье не забыла. У меня муж дома с седьмым десятком на носу!

– Да, это печально. Но когда оно еще не исключенье, а, так сказать, двухметровый рубильник, в еврейских руках оно способно на чудеса. Весь процесс называется очищением расы.

– Вы хотите сказать, еврейская кровь, попадая в калмыцкую, дает сла­вян­ский плод?

– Чудно. Послушайте, а вы не простая женщина!

– А кто вам сказал, что я простая?

– Черт возьми! – разомкнул уста, наконец, и я. – Завтра же пишу письмо Шафаревичу об исключительной незаменимости евреев в деле выведения чистокровной породы русака-славянина и окончательного освобождения национального характера от органических напластований орды.

– Завтра?! Почему же завтра? Сегодня пиши. Немедленно дай ему теле­грамму с оплаченным ответом. Причем не ему одному, а и Солженицыну тоже. А как же иначе, почему нет? – сказал Исаак и без малейшей паузы запел: были два друга в нашем полку, пой песню, пой...

– Нет, – перебила Танюша с невозмутимой серьезностью, тоном всеведу­щего знатока, – телеграмма не годится. Нужны неоспоримые доказатель­ства. Твоя фотография, Нинулина и ваших ребят.

Мы вернулись с ней в зал. Взяли по дринку у бармена и присели за одним из крайних столиков, подальше от танцующих.

– Ну скажи, Наумчик, снилось ли нам все это?

Вокруг веселье, шум и пляски, музыка горланит, а на душе тихо.

У меня фужер упал и разбился.