Свадебный бунт

— За что Феклу до смерти высекли?

— Почему учуги ханам калмыцким продавать указали?

— Зачем Тихонов огород стрельцу Парфенову подарил?

И про дележ России, и про бороды, и про Тихонов огород с Феклой ни Пожарский, онемевший от ужаса, ни офицеры, понявшие, что пришла их последняя минута, не отзывались ни единым звуком, только двое из них рыдали…

— Что с ними возжаться! Решай!

И все восемь в мгновение ока были решены. Окровавленные и обезображенные трупы повалились на мостовую.

— Воеводу нашли!

— Подавай воеводу! — гудело вдали на площади.

Вплоть, до утра с небольшими перерывами зловеще завывал набат, а в кремле и в городе уже было разграблено с полсотни домов, в которых все искали воеводу.

XXXIV

В Каменном городе и на слободах с утра толпились и двигались кучки народа, причем всякие инородцы держались вместе и особняком. Персы толпились около своего менового двора. Даже юртовские татары сбежались точно по уговору на одной из площадей, около своей главной молельни. Армяне по оповещанию собрались близ своего нового храма. Стрельцы точно также толпились около своих сотских изб. Во всех кучках и на всех наречиях обсуждалась гроза, разразившаяся ночью.

— Вот тебе и свадьбы! Вот чем все кончилось! — слышалось повсюду.

Вместе с тем толпы обывателей, коренных астраханцев, двинулись в кремль ради любопытства, чтобы увидать собственными глазами то, о чем уже ходили вести по городу, т. е. поглазеть на трупы убитых.

В Пречистенских воротах валялись на тех же местах в окровавленной пыли несколько трупов: убитые за ночь офицер Палаузов с несколькими караульными рядовыми. Среди кремлевской площади лежали в куче изрубленные трупы полковника Пожарского и нескольких офицеров, погибших вместе с ним.

От снующей густой толпы в кремле казалось, что в городе сумятица, но в действительности было так же мирно, как и всегда. Ни одна церковь не была ограблена, только с дюжину домов в Каменном городе да десятка три домов в Земляном пострадали за ночь от бунтовщиков, и в них были видны кой-где выбитые окна и кое-какая рухлядь, выброшенная на улицу.

Все, что было властей в городе, исчезло, попряталось переждать бурю. Не только неизвестно было местопребывание митрополита, архимандритов, воеводы и его подчиненных, но даже второстепенные приказные и подьячие, стрелецкие пятидесятники и офицеры гарнизона — все исчезли.

Однако, толпа человек в пятьсот с Носовым и его ближайшими сподвижниками во главе, передохнув поутру и закусив в воеводском правлении, снова начали свой розыск воеводы. Грох Носов, стрелец Быков, Колос и Партанов, разделив главных бунтарей на четыре кучки, обшарили все дома и здания кремля и Белого города. К удивлению и счастью многих домохозяев, ожидавших неминуемой смерти при появлении у них толпы ради розыска воеводы, дело обходилось более или менее мирно. Толпа, не нашедшая воеводы, ограничивалась ругательствами и пинками. Некоторые из астраханских старожилов, явившиеся в кремль из любопытства, протирали глаза от изумления, видя, что ни один храм не ограблен, домов разбитых совсем мало, перебитых властей и того меньше. Один Пожарский и несколько офицеров да рядовых! И вероятно, потому, что сами полезли, вместо того, чтобы спрятаться.

В городе, в некоторых улицах, в больших домах шли быстрые сборы в дорогу. Некоторые, проснувшиеся утром или вовсе не смыкавшие глаз за всю ночь, немедленно решились из страха покинуть Астрахань, где должна начаться резня, буйство и грабеж. Много богатых посадских людей собиралось вон из города.

На дворе дома ватажника Ананьева стояла многолюдная кучка народа, но держалась тихо и почтительно. Это были рабочие из ватаги Ананьева. Ватажник вместе с дочерью и молодым зятем тоже собирались в дорогу. Ватажник не испугался смуты в городе. Эта была не первая, которую он видел. Особенно опасаться ему было нечего, бунтовщикам было мало охоты лезть на дом ватажника, у которого целая ватага батраков, вооруженных чем ни попало, может защитить его не хуже какого-нибудь стрелецкого полка. Весь дом не стоит того, что эта ватага может натворить с толпой бунтарей, обороняясь от их приступа. Клим Егорович Ананьев никогда бы не двинулся из города в путь, если бы на этот раз особенно не настаивал на отъезде его зять, а с ним и дочь. Барчуков убедил молодую жену уговорить отца во что бы то ни стало скорее покинуть Астрахань и ехать на хутор, по прозвищу Кичибур, принадлежащий Ананьеву, верст за пятьдесят от города. Урочище Кичибурский Яр было на дороге во все города российские, иначе говоря, на московском тракте. У Ананьева был там большой дом с садом и человек до пятидесяти рабочих. Место было красивое и тихое, да вдобавок и на дороге. Барчуков решил, что там надо переждать все астраханские смущения, в которых он, конечно, не принял никакого участия. В случае чего, оттуда можно было бы пуститься и далее в путь.