Свадебный бунт

Для Барчукова, много странствовавшего по всей Руси, путешествие было не диковиной. Жена его была рада покинуть Астрахань, из которой она никогда не выезжала. Один Ананьев, сиднем сидевший всю жизнь в городе, поднялся с трудом.

Однако, часа в два времени все было готово, а дом сдан под охрану нескольких десятков батраков из ватаги. Их обязали разместиться кое-как, по двору и по огороду, и стеречь имущество по наряду, десятками по очереди. И поезд в пять часов выехал со двора дома ватажника. На первой подводе сидел сам Ананьев, на второй — молодые, на остальных везли кое-какое имущество. Рабочие сопровождали поезд пешком до заставы, чтобы благополучнее миновать волнующийся народ и выехать в степь.

В опустевшем доме ватажника все заперли, и пустой дом затих.

Не менее тихо было и в другом доме, где бывало обыкновенно шумно.

У стрельчихи, вдовы Сковородиной, было сравнительно с прежними днями мертво тихо. Сама Сковородиха, измучившись приготовлениями к венцу дочерей и всякими треволнениями, хворала и лежала в постели. Айканка, не спавшая всю ночь от страха, спала на тюфяке в той же комнате.

На другом конце дома, в большой, светлой горнице сидела красавица Дашенька, пригорюнившись. Ея муж был все еще для нее как бы нареченный и суженый. Партанов после венчанья и закуски в их доме еще в сумерки ушел, исчез и до сих пор не возвращался домой. Дашенька посылала уже не мало народа справляться, где Партанов, и узнала, к своему ужасу, что молодой муж в числе бунтовщиков, орудующих в кремле. С минуты на минуту ожидала она его, чтобы получить объяснение этого страшного и непонятного происшествия.

Узнав, что ее приятельница, тоже вышедшая замуж, Варюша выезжает из города, Дашеньке тоже казалось всего лучше отправиться с мужем на маленький хутор, который принадлежал ее матери.

В другой комнате спала непробудным сном громадная Глашенька. С ней приключилось событие совсем невероятное, а между тем приключилось очень просто. Целый час прогоревала она вчера, вдоволь наплакалась и, наконец, заснула крепким сном.

Вчера утром, вместе с сестрами, повенчалась она с своим маленьким и задорным женихом. Хохлач после венца на пированье в доме стрельчихи выпил больше всех. Сильно пьяный Хохлач перебранился со многими, в том числе с тещей и с молодой женой, а затем ушел вместе с Лучкой будто по делу. А на заре кто-то из домочадцев прибежал на двор стрельчихи и объявил удивительное приключение: Глашенька была уже вдовой.

Когда толпа мятежников бросилась на кремль, то в первой же схватке с караульными у Пречистенских ворот задорный Хохлач был убит наповал. Стрелецкий бердыш раскроил ему голову чуть не на две части. Ровно за двенадцать часов времени Глашенька и замуж вышла, и овдовела.

Остальные три дочери Сковородихи были у мужей.

Пашенька Нечихаренко, вместе с мужем, просидела всю ночь, совещаясь, как быть. Аполлон Спиридонович, в качестве властного человека и начальства, хотя бы только над солью, мог опасаться бунтовщиков. Для всякой мятежной толпы он должен был считаться причтенным к числу ненавистной волокиты судейской. Нечихаренко, человек смышленый, успокоивал жену, надеясь на покровительство сильного человека, а по новому времени «знатного и властного», т. е. на их свойственника Лукьяна Партанова.

— Коли он в числе бунтарей и орудует в кремле, то мы его просить будем, — решил Нечихаренко, — он не велит нас трогать.

Совершенно на другом конце города, княгиня Марья Еремеевна Бодукчеева успела уже два раза поругаться с своим супругом. Затыл Иванович, все-таки, горевал, что поторопился жениться, хотя на богатой, но старой деве с ячменями. Он привязывался, бранился, брюзжал, грозил жене судом и розгами. Машенька отгрызалась и отвечала, что по новым временам, благодаря смуте в городе, она никого не боится. Стоит ей лишь попросить известного и ей, и князю человека, ныне знатного Лучку, и князя без всяких околичностей повесят за продерзости на первых воротах.

Наконец, Сашенька Зиновьева в маленьком домике около Стрелецкой слободы, временно нанятом ее мужем, лежала в постели и охала. Она ухитрилась накануне как-то шибко двинуться и уже не в первый раз в жизни сломала себе руку.

Казак Зиновьев тоже исчез из дому и был в числе сподвижников Носова. Зиновьев в это время орудовал в судной избе с другими вновь набранными помощниками. Донской казак обшарил все мышиные норки, надеясь найти казенные деньги.

— На то судная изба и казенное место, чтобы в ней были деньги, — рассуждал он.

Но, однако, никаких денег не оказалось, так как Носов их уже захватил еще на заре.

Был еще один дом в Астрахани, где в это утро было не тихо и не смирно, но и шумно не было. Было горе! Сам хозяин, приказав запереть ворота и калитку, запереть все двери в доме, сидел в маленькой горнице, угрюмый и тревожный. Он ждал, что бунтовщики вскоре доберутся до него, хотя он и не властный человек, а простой посадский. Кроме того, тоска грызла его от несчастия, приключившегося с его дочерью за ночь.