Читаем Сварогов полностью

   Мне б однако не желалось,

   Чтоб она была мне дочь!

   -- Ах, она так выделялась!

   -- Судят многие точь-в-точь!


   XII


   Всех была фон-Брокен строже.

   -- La passion, la grвce -- tout за

   Sont des choses jolies... но все же,

   Я твержу уж полчаса --

   C'est horrible! сказать меж нами,

   Есть приличья, ^ecoutez! --

   Бирюков пожал плечами:

   -- Une personne de soci^et^e!

   Никсен вставила два слова,

   Молвил Сольский: - Mais... enfin...

   И бранилась Бирюкова:

   -- О, fermez done votre vilain

   Crachoir! - Лишь Марья Львовна,

   Хоть противник был речист,

   Спор решила безусловно:

   -- Il faut faire tout en artiste!


   XIII


   Но в разгаре диалогов

   Новый гость вошел в салон.

   -- Дмитрий Павлович Сварогов! -

   Даме был представлен он.

   Стройный, сдержанный в походке.

   В элегантном сюртуке,

   Мусульманской Смирны четки*

   Он держал в одной руке.

   Он, играя нитью черной,

   Разбирая четок ряд,

   Опускал на них задорный

   И смеющийся свой взгляд.

   Поклонясь гостям, графине,

   После двух любезных фраз,

   Он присел к огню в камине,

   Где под пеплом уголь гас.

   _______________

   *) Обычай, заимствованный европейцами на

   Востоке. Многие атташе посольств в Турции носят на руке смирнские четки.


   XIV


   -- Турская танцует мило,

   N'est-ce pas? - Элен, склонясь,

   У Сварогова спросила.

   -- Больше нравится мне князь! -

   Он ответил, - Вот искусство!

   К Турской пассией томим,

   В pas de deux явил он чувство...

   Дипломат и тонкий мим!

   С мимикой и пируэтом, --

   В дипломата! -- c'est tout, --

   Он пойдет, клянусь вам в этом,

   Перед всеми на версту...

   Да, поздравлю вас с успехом:

   Сольский взят, как слышно, в плен?

   -- Taisez yous, m^echant! - со смехом

   Погрозилася Элен.


   XV


   Хоть Сварогов был в гостиных

   Всюду принят, и давно,

   Но в геральдиках старинных

   О Свароговых темно.

   Не молясь родным пенатам,

   Кров Сварогов бросил свой.

   Не был он аристократом,

   Все ж имел род столбовой.

   Родословный список длинный

   И дворянских предков ряд

   К временам Екатерины

   Восходили, говорят.

   Но фамильные преданья,

   Украшая древний род,

   Для потомства в назиданье

   Сберегли лишь анекдот.


   XVI


   Не лишен был интереса

   В хронике семейной дед:

   Весельчак, бретер, повеса,

   Одержавший тьму побед.

   Сей красавец дерзкий много

   Дамских взял сердец в полон,

   Но за то, по воле Бога,

   Дни печально кончил он.

   На балу он раз с отвагой

   Поднял чуть не до небес

   Кринолин у дамы шпагой,

   Опершися на эфес.

   Честь прабабушки прелестной,

   Непорочная досель,

   Мести требовала честной:

   Дед был вызван на дуэль.


   XVII


   Но расправясь дерзко с дамой,

   Грозный дед кольнул врага

   В сердце шпагой той же самой....

   Власть в те дни была строга.

   Кринолин и сердце вместе

   Омрачили Деда рок:

   Он в глуши своих поместий

   Умер тих и одинок.

   И семейные скрижали,

   Потонувшие средь мглы.

   Деду славы не стяжали,

   Благодарности, хвалы...

   С ним имел Сварогов сходство,

   Деда вылитый портрет,

   Но имел он благородство,

   И весьма чтил этикет.


   ХVIII


   У камина с чашкой чая,

   С сигаретою в руке

   Стал он, смутно различая

   Разговоры вдалеке.

   Баронесса Никсен, скромно

   Опустив лазурный взгляд,

   Там выслушивала томно

   От влюбленных пыл тирад.

   Но, усвоив жанр туманный,

   Вводит новый флирт Амур.

   Где пикантные романы

   В древнем стиле Помпадур?

   Современные маркизы

   Позабыли страстный жар.

   Писем нежной Элоизы

   Не читает Абеляр.


   XIX


   Ах, любовь теперь -- Нирвана,

   Лотос, девственный цветок,

   Полный мистики, тумана,

   Погрузившийся в поток,

   Лунный свет, благоуханье

   Светлых душ, бесплотных губ,

   Беспредметное вздыханье!

   Смысл любви реальной груб.

   Идеальны только взоры,

   Звездных чувств воздушный бред,

   Фантастические вздоры,

   Где действительности нет.

   Целомудренно и чисто

   Там, как греза наяву,

   Поклонение буддиста

   Неземному божеству!


   XX


   Флирта модного весталкой

   Никсен стала. О любви

   Ей бесплодно, с миной жалкой,

   Пел Картавин vis-a-vis.

   И Сварогов, дымом вея,

   Говорил, понизив тон:

   -- Современная Психея,

   Современный Купидон! --

   -- Да, ответил Сольский злобно. -

   Ты гусара Штерна знал?

   -- Как же! -- От любви подобной

   В Абиссинию сбежал!

   Кстати, нынче будет ужин

   В кабинете у Кюба.

   Ведь с "Картинкою" ты дружен?

   Будешь? -- Такова судьба!


   XXI


   -- Да-с, honoris causa дали.

   А писал он с кондачка! --

   Через залу долетали

   Фразы к ним издалека.

   Оглянувшийся Сварогов

   У портьеры увидал

   Честь, красу археологов,

   Профессуры идеал:

   По плечу юнца похлопав, --

   Это был графини внук, --

   Шел профессор Остолопов,

   Муж совета и наук.

   Тучный, с миною спесивой,

   Над челом блестя "луной",

   Шел он под руку с красивой,

   Элегантною женой.


   XXII


   Рядом с этой милой Пери

   Был смешон ее супруг,

   И едва вошел он в двери,

   Злой эффект явился вдруг:

   Над челом два "бра" блестящих,

   Хоть чела фронтон был строг,

   Вид имели настоящих

   Золотых, ветвистых рог.

   "Бра" гостиной украшали,

   Как рога, ученый лоб...

   Совпадение едва ли

   Быть курьезнее могло б.

   Но Сварогов, видя это,

   Стал серьезен, углублен:

   -- Очень скверная примета! --

   Сольскому заметил он.


   XXIII


   Сольский хмурился лукаво:

   -- Археолог, а жена

   Далеко не древность, право,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное
Нетопырь
Нетопырь

Харри Холе прилетает в Сидней, чтобы помочь в расследовании зверского убийства норвежской подданной. Австралийская полиция не принимает его всерьез, а между тем дело гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Древние легенды аборигенов оживают, дух смерти распростер над землей черные крылья летучей мыши, и Харри, подобно герою, победившему страшного змея Буббура, предстоит вступить в схватку с коварным врагом, чтобы одолеть зло и отомстить за смерть возлюбленной.Это дело станет для Харри началом его несколько эксцентрической полицейской карьеры, а для его создателя, Ю Несбё, – первым шагом навстречу головокружительной мировой славе.Книга также издавалась под названием «Полет летучей мыши».

Вера Петровна Космолинская , Ольга Митюгина , Ольга МИТЮГИНА , Ю Несбё

Фантастика / Детективы / Триллер / Поэзия / Любовно-фантастические романы
Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза