Сварогов

   И прелестно сложена. -

   -- В ней античность есть: Венера!..

   -- Очень модный туалет

   Из зеленого могера!

   -- "Арлекин"... зеленый цвет

   Иногда идет брюнетке...

   -- А жабо из кружев? -- К ней

   Даже Сольский, критик едкий,

   Относился вслух нежней.

   Может быть, лишь рост немножко

   Нины Дмитревны был мал.

   Но глаза, улыбка, ножка

   Выли выше всех похвал.

   XXIV

   Был профессор ординарный,

   Даже слишком, Нины муж,

   Либеральный и бездарный,

   Усыпительный к тому ж.

   Был известен рядом лекций

   В городке он Соляном,

   Членом был ученых секций

   И писал за томом том:

   Компиляций ряд скучнейших

   Старый, но ученый вздор,

   И источников древнейших

   Утомительный разбор.

   Но, причислен к "нашим силам",

   Сделал он карьеры путь,

   Слыл в кружках полонофилом

   И будировал чуть-чуть.

   XXV

   Марья Львовна, патронесса

   Многих обществ, друг наук,

   (В них не смысля ни бельмеса),

   Привлекала в высший круг

   Археологов ученых.

   Great attraction вечеров,

   Светской скукой удрученных.

   Хоть профессор был суров.

   Но, платком чело обвеяв.

   Он с графиней говорил

   Про Рамзесов, Птоломеев,

   Урны, надписи могил.

   Нина Дмитревна к тому же

   Выезжала часто в свет

   И с собой тащила мужа,

   Запирая кабинет.

   XXVI

   К Остолопову, -- в гостиной

   Он всегда казался зол, --

   С ироническою миной

   Тут Сварогов подошел.

   -- Петр Ильич! - сказал Сварогов,

   Вашу я прочел статью.

   Интересный ряд итогов...

   Реализм, не утаю,

   Реализм литературный

   Все ж вот кажется иным....

   -- Он-с почил, достоин урны

   И окончен Львом Толстым!

   Отвечал профессор, -- мненье

   Журналиста иногда-с

   Любопытно, без сомненья...

   Чем порадуете нас? --

   ХХVII

   -- Реализм велик, не скроем,

   Но, прости его Толстой,

   Все ж с народным он героем

   Схож своею простотой.

   Вот изъезженной дорогой,

   Вкруг лишь вереск, да дубняк,

   Едет с Сивкою убогой

   Наш Иванушка-дурак.

   Три столба у перепутья,

   Тут сошлися три пути....

   "Уж проеду как-нибудь я!

   Но куда и как идти?

   Вправо -- сгинешь с головою,

   Влево -- конь падет как раз,

   А дорогою прямою

   Не езжали по сей час!"

   XXVIII

   Стал Иванушка уныло

   И затылок чешет свой:

   "Знать, нечистая тут сила!

   Либо водит лесовой!"

   -- Аллегория! Двояко

   Понимайте: так и вкось....

   Мы куда ж пойдем, однако?

   -- Да по-русски, на авось!

   И Сварогов встал с улыбкой.

   Заглушая разговор,

   У рояля голос гибкий

   Чудно пел "dammi ancor!".

   Неизвестная певица,

   Но в гостиной, мнилось, к ней

   Всех богов китайских лица

   Обернулись, став нежней.

   XXIX

   Истуканы Сиву, Брамы

   С безобразной головой...

   Это идолы, но дамы

   Разговор вели живой.

   И когда при криках "браво!"

   Голос спел "Vorrei morir",

   Князь одобрил величаво,

   Дам умолк болтливый клир.

   -- Beautiful voice! - вслух сказала

   Баронесса, сделав вид,

   И графиня прошептала

   Томно: - Delightful, indeed!

   -- Резонанс здесь плох! - к певице

   Сел Сварогов, -- что за "do!" --

   Я училась за границей.

   -- У Маркези? -- У Виардо! --

   XXX

   Все кругом: графиня, гости

   Спеть просили что-нибудь, --

   "Сон" Кюи, романсы Тости...

   И Сварогову шепнуть

   Нина Дмитревна успела:

   -- Нынче... у тебя... к восьми!

   И затем она всецело

   Увлеклась высоким "mi".

   "Что за женщина! - Сварогов

   Думал, глядя чрез альбом: -

   Муж -- смешней единорогов,

   Украшенье надо лбом....

   Но таинственна природа,

   И, супругу не верна,

   Верность больше полугода

   Мне хранит его жена!"

   XXXI

   Между тем в гостиной дамы,

   Милый хор прелестных жен,

   Разговор вели упрямый

   Про какой-то котильон.

   -- Что за бал! -- А туалеты?

   Дамы с крылышками все,

   Все, как бабочки, одеты.

   Крылья были, как в росе:

   Бисер, блестки, вроде пыли,

   Усики на голове.

   В котильоне этом были

   Хороши фигуры две...

   Кавалеры пестрой сеткой

   Бабочек ловили в плен! --

   -- Положительно бал редкий! -

   Восхищалася Элен.

   XXXII

   -- Будь, mesdames, я символистом, -

   Встал Сварогов, - то давно

   Я на фоне золотистом

   Написал бы вам панно.

   Что-нибудь в подобном стиле.

   Ваш воздушный котильон:

   Тут бы с бабочками были

   Мотыльки, -- лазурный сон!

   В роди Зичи: тени, грезы,

   Мимолетные мечты...

   Бабочки, фиалки, розы

   Самой райской красоты!

   -- Ну, а подпись под картиной?

   -- Эпиграмма!. Так ли, князь? --

   И Сварогов из гостиной

   Вышел, дамам поклонясь.

   XXXIII

   С ним и я прощусь покуда.

   Кончив первую главу,

   Я несу, содеяв худо,

   Вам повинную главу.

   Каюсь, грешный, перед вами:

   Страстью к рифмам обуян,

   Замышляю я стихами

   Написать большой роман.

   Мы теперь привыкли к прозе,

   Рифм не любим мы читать,

   Разве в самой малой дозе,

   А не песен двадцать пять.

   Эти стопы и цезуры

   Надоели, скучен стих, --

   И среди литературы

   Голос муз печально стих.

   XXXIV

   Помню, в Греции далекой

   Древний видел я Парнас.

   Величавый, одинокий

   Он в лучах вечерних гас.

   Был он в девственной одежде

   Белоснежной чистоты.

   Но не видно муз, как прежде, --

   Скрылись музы и мечты!

   Миф исчез воздушной сказкой,

   На Парнасе рифм не ткут, --

   Знаменитый сыр Парнасский

   Нынче делается тут.

   Так и мы забыли грезу,

   Изменился вкус у нас,

   И готовит сыр и прозу

   Поэтически Парнас.

ГЛАВА ВТОРАЯ

НИНА

   Sic in amore Venus simulacris ludit amantis.

   Lucretius Carus "De rerum natura".

   Un artiste, un heros ne dйpend pas

   essentiellement de, son milieu, de

   sa race, de son pays.

   Hennequin.

   I