Сварогов

   Между свиньями и львами,

   Ей особенно мила,

   Нежно хлопает ушами

   Тень влюбленного осла.

   Но теперь causerie в гостиной

   И богини слышен смех...

   Как иных с любезной миной

   Отличаешь в свите "всех"!

   Как других встречает строго,

   Как небрежна, как она

   Обещать умеет много.

   Ничего не дав сполна!

   V

   Вечер стих. Богиня в пледе

   С кем-то сходит в сад густой.

   На скамейку сев, в беседе

   Стала девушкой простой.

   Да, она была когда-то

   Одинока и бедна...

   Жизнь ее теперь богата,

   Но не радует она!

   Из окна рояля звуки

   Долетают, сад шумит...

   Как грустна! Как бледны руки,

   Как ее печален вид!

   Уж не милая ль Татьяна

   Здесь пригрезилась в саду?

   Дышит мирт, и фортепьяно,

   И цветы -- как на беду!

   VI

   Есть кокетки, -- их искусство

   С красотою заодно.

   Не инстинкт один, но чувство,

   Сердце трогает оно.

   И когда божку Амуру

   Рад влюбленный жизнь отдать --

   Нежных чувств клавиатуру

   Любо им перебирать:

   Сердца лучшие желанья,

   Струны робкие души!

   Арф Эоловых бряцанье

   Сладко слушать им в тиши.

   Сообщив их ореолу

   Злую прелесть иногда,

   В них живет к другому полу

   Инстинктивная вражда.

   VII

   По ночам, в саду Цирцеи,

   Лишь становится темней,

   Бродит в сумраке аллеи

   Рой вздыхающих теней.

   Рой влюбленных привидений

   Плачет, слезы льет в батист,

   И от вздохов их осенний

   На ветвях трепещет лист

   Но пленительней Цирцеи

   Сафо, Сафочка, Софи!

   Эскапады и затеи

   Милы в ней, как сон любви.

   Пусть портрет ее нам Зичи

   Нарисует, взяв пастель:

   Фей в лесной глуши и дичи,

   Эльфа сон, в цветке -- постель.

   VIII

   Но и в жизни прозаичной

   Поэтически мила,

   Не Сафо она античной,

   Просто Сафочкой была.

   Нрав по истине бесовский:

   С ней не спорь, ей не перечь!

   Что за выговор московский,

   Что за правильная речь!

   Блеск острот, задор лукавый,

   Словом, как рублем, дарит!

   Мигом спорщик стал забавой

   И кикиморой глядит!

   Но при колкости беседы

   Сафочка совсем не зла...

   Ей прозванье "непоседы"

   Няня старая дала.

   IX

   Как мила ее фигурка!

   Как изящно сложена!

   Вот уселась в позе турка

   На диване шить она...

   Вот бежит -- гудит аллея!

   Шум и смех, а сколько мин!

   Или, щечками алея,

   Смотрит в гаснущий камин.

   В "дурачки" с азартом злости

   Бьется с няней в вечера

   И поет романсы Тости, --

   Ей "Нинон" почти сестра.

   "О, Нинон! Ты грез не знаешь!

   Ты не любишь никогда...

   Не живешь, а прозябаешь:

   Дни идут, летят года!"

   X

   Но милей Калипсо. Ею

   Телемак, хитрец Улисс,

   Муж, лишивший чар Цирцею,

   И Сварогов увлеклись.

   О, конечно, нимфа эта

   Далеко не Sainte-Nitouche!

   Но для строгого портрета

   Мне нужны перо и тушь.

   Слаб портрет, весьма далек он.

   Контур, штрих... пишу en face,

   И рисую черный локон

   И агаты черных глаз.

   Впрочем, прибегать к черченью,

   Я не знаю, нужно ль мне?

   Ведь она поет? По пенью

   Судим мы певиц вполне.

   XI

   Как "Vorrei morir" прекрасна,

   Точно "Aimez-moi" мила

   И кокетливо-опасна

   Анна Павловна была.

   С музыкой Шопена чудной

   Я ее сравнить бы мог,

   Бурной, страстной, безрассудной,

   Полной чувства и тревог.

   Также мысль звучит в ней строго,

   С легкой прелестью мечты,

   Также искренности много

   И глубокой простоты.

   Нежный тон, блеск гаммы гордый...

   Молвит, в правде не греша,

   Чувства -- те же ведь аккорды,

   Та же музыка -- душа.

   ХII

   Ба! Но мы в серьезность впали...

   Как мне быть? "В вечерний час

   Три богини спорить стали, --

   Кто прекраснее из нас?

   Вот Калипсо, вот Цирцея,

   Сафо, Сафочка моя...

   И раздор меж ними сея,

   Яблочко бросаю я.

   О, читатель! Будь Парисом

   И судьею красоты!

   Трех богинь за кипарисом

   На балконе видишь ты.

   "Эвоэ! Богини эти!.."

   И Сварогов, Серж и граф,

   Как Парис, в вечернем свете

   Их узрели, в сад попав.

   ХIII

   Легкий стан обняв у талий,

   На балконе -- милый вид --

   Сафочка с Цирцеей стали,

   Анна с книгою сидит.

   Группа граций... Волховская

   В белом платье с пояском,

   Сафо кутает, мечтая,

   Плечи шелковым платком.

   Серж, подняв свой шлем с поклоном,

   Крикнул: "Здравствуйте, mesdames!

   Здесь три гранда под балконом!..

   Вам я серенаду дам! --

   -- Серенаду? Слишком страстно!

   Но синьорам наш привет!

   -- Музыка была б ужасна!

   К счастью с ними лютни нет!

   XIV

   -- Спит Гренада! - Серж стал в позу,

   Как гитару, палку взяв.

   -- О, певец! Ловите розу! --

   Но ловили Серж и граф.

   Сафочка с Цирцеей рядом

   Хохотали: "Граф, живей!"

   Дмитрий, встретясь с Анной взглядом,

   Молча поклонился ей.

   Анна улыбнулась мило,

   Оправляя туалет,

   И головку наклонила

   На поклон его в ответ.

   Разместившись на балконе,

   Все болтали... вечер гас,

   И над морем, в темном фоне

   Огоньком звезда зажглась.

   XV

   Волховская оживила

   Жизнь курорта. В Ялте всех

   Привлекала эта вилла,

   Где царили флирт и смех.

   Вечера бывали часто,

   И, в очарованье злом,

   Три богини, три контраста,

   Здесь сходились -- за столом.

   Но едва лишь чай кончался,

   Возле каждой из наяд

   Свой кружок группировался.

   Свой адоратеров штат.

   Только избранные гости,

   Впрочем, принимались здесь,

   Для других предметом злости

   Сделалась Цирцеи спесь.

   XVI

   Возбуждали род досады

   В Ялте, где царит хандра,

   Блеск концертов, кавалькады,

   Пикники и вечера.

   Знаменитость из столицы,

   Туалетом поразив,

   В звании сезонной львицы

   Раздражала местных див.

   Страсть прелестнейшей из граций

   К шуму, помпе и цветам,

   Жажда славы и оваций

   Стали всем известны там.

   И остряк какой-то хмурый

   Волховскую очень зло

   Звал "Маркизой Помпа-дурой",

   И прозванью повезло.

   XVII

   Но пока в тени балкона

   Граф был томен, Серж блистал,

   Сафочка неугомонна,