Сверхмотивация

                          ребенок в комнате,
                                               то мальчик он, то занавеска,
                          сандалики его вбирает топкий пол,
                          овеществленный взгляд – пытливая стамеска,
                          заерзав в ящике, пошевелила стол.

                          из почек у него растет настырный ясень,

                          но в правом легком расцветает соль,
                          он весь отрывочен, он видим, но не ясен,
                          в нем прорастает слух, закованный в фасоль.

                          он больше не разъят в двоих на хромосомы,

                          прозрачнее малька, он проще, чем малек,
                          и все пять чувств его на ощупь мне знакомы,
                          и вся его душа завернута в кулек.

                          (я знаю, что душа – гофрированный шланг,

                          в нем совершает кровь смертельную работу,
                          что наша внутренность – несложный акваланг,
                          но в мальчике душа растет, дыша азотом.)

                          в нем вырастет трава, в нее уронит он

                          упавшие из рук случайные предметы,
                          чтоб я в ней находил то звезды, то кометы
                          и собирал в пустой продавленный бидон.

(Портрет в среде обитания)

нет у москвы ни профиля, ни фаса,
москва – геометрическая вата,
она сгибает волны резонанса
по схеме абажурного каркаса.

больничный снег застиранней халата

с прожженной сигаретами дырой,
в которую с прыщавой добротой
заглядывает дом, который тоже вата.

в нем женщина без головы и рук,

питаясь баклажанною икрой,
крошит себя и пол не заметает,
и, полая внутри, заставлена вокруг,
но головы и рук ей не хватает.

(Взгляд)

                          я жду троллейбус, прислонившись к взгляду.

                          взгляд заштрихован, вырван из тетради,

                          заучен на морозе наизусть,
                          к нему подколоты: бульвар в витой ограде,
                          квитанция на разовую грусть,
                          и биография, и справка об окладе…

                          в три четверти я виден в этом взгляде,

                          который следует хранить в аптечной вате,
                          иначе в темноте способен он
                          вскрыть вены остывающей кровати
                          или швырнуть подушку за балкон
                          за то, что вся она в губной помаде.

                          взорвется взгляд – и станет колоннадой,

                          но если перед сном ты выпьешь «седуксен»,
                          то за ночь выйдешь за пределы взгляда
                          в свой дом, болеющий склерозом стен.
                          здесь, в этом доме, жизнь уходит в никуда,
                          ее сосет ноздря пустого крана,
                          а там, где из него сквозь воздух шла вода —
                          зияет штыковая рана.

                          ты снова гладишь время утюгом…

Сентябрь-81

за раму сыплется с деревьев позолота,
обои шелушатся на стене,
застыл сквозняк в сквозных листах блокнота
и тянет сыростью сквозь форточку в окне.

я между двух тире живу в своей квартире,

я прописался сам не знаю в чьей вине.
деревья дешевеют. в целом мире
идут дожди, стабильные в цене.

(По москва-реке)