Это была песня алтайских краев. Снова начались танцы. Даланбаяр весело закружился по залу с их общей знакомой. Девушка положила руку ему на плечо, откинула назад голову. Бадрангуй, приподнявшись с места, напряженно следил за единственной интересовавшей его парой. Перед ним то и дело мелькало милое, слегка капризное, как у ребенка, лицо, и он не мог оторвать от него глаз.
Наконец музыка смолкла. Девушка села между двумя приятелями и принялась весело болтать:
— Ты почему не танцуешь? — лукаво спросила она Бадрангуя, приподняв тонкие высокие брови. — Зря, что ли, я обучала тебя танцам? Нельзя быть таким робким, бери пример с Даланбаяра.
И в ее голосе, и во взгляде было что-то сокровенное, призывное, отчего у него радостно и тревожно затрепетало сердце. Неужели она, эта самая красивая, самая лучшая девушка на свете, любит его! От этого предположения голова пошла кругом, и когда он осмелился поднять на нее глаза, она ответила ему настолько красноречивым взглядом, что все его сомнения развеялись прахом. Бадрангуй едва не задохнулся от счастья. О том, что он прежде и про себя произнести не решался, ему хотелось сообщить всему свету.
Девушка поправила опустившиеся на лоб волосы и что-то спросила у него. Он не ответил, он просто не понял, что она говорит. Смятение его чувств было велико — губы слегка подергивались, словно он вот-вот расплачется. Глядя вопросительно на Бадрангуя, она повторила свой вопрос:
— Значит, ты не приглашаешь меня танцевать?
— Прости меня, — виновато ответил он, не понимая, как можно сейчас говорить о таких банальных вещах. Он робко прикоснулся к ее руке, и его словно пронзил электрический ток. В это мгновенье он остро завидовал Даланбаяру, с нарочитым спокойствием державшему руку на ее плече.
«Счастливчик, Даланбаяр! Вот бы мне такое самообладание», — подумал Бадрангуй, посмотрев на приятеля, рассеянно поглядывавшего по сторонам. Ему и в голову не могло прийти, что Даланбаяра снедает ревность: он ведь тоже любил, но понимал, что любил без взаимности.
Снова зазвучала музыка. Взгляды Бадрангуя и девушки скрестились. Она выжидательно улыбнулась. Тогда, преодолев робость, он пригласил ее на танец. Это было блаженство! От ее горячего дыхания и оттого, что она была так близко, у Бадрангуя закружилась голова. Почему же прежде, когда она обучала его всевозможным па, он не испытывал ничего подобного? Очевидно, и впрямь любовь приходит внезапно, застает человека врасплох. По-видимому, с ней тоже произошло нечто подобное. Иначе откуда это покорное выражение лица, это сияние темных глубоких глаз? А какие у нее хрупкие плечи и ладонь маленькая, как у ребенка! Бадрангуй вдруг ощутил себя большим и сильным, готовым ради нее на любые подвиги. Они непременно будут счастливы, говорил он себе, бережно беря девушку под руку, когда окончился танец.
— Уже поздно, — он робко посмотрел ей в лицо.
— Поздно и жарко. Дышать нечем, — согласилась девушка, — давай убежим! Ты меня проводишь домой?
— Хорошо, — пролепетал Бадрангуй, все еще не веря своему счастью.
Они вышли из клуба. Увлеченный танцем Бадрангуй не заметил, что завистливый взгляд Даланбаяра неотступно следовал за ними. И сейчас он ни за что не оставил бы их одних, не затеряйся они в толпе.
Споткнувшись о камень, девушка ухватилась за руку Бадрангуя и больше ее не отпускала. После недавнего снегопада все вокруг было укутано беловато-синим покрывалом, и от этого небо казалось особенно темным, словно вода на дне глубокого колодца, а звезды — россыпью золотых крупинок. Мороз усилился и зло пощипывал лицо, но влюбленные шли не спеша — дорога домой казалась им короткой, а расставаться не хотелось.