Свет души

— За кого ты меня принимаешь? Люди должны относиться друг к другу с доверием, а иначе и жить не стоит. В основном все люди хорошие, плохие составляют редкое исключение. Едва ли на сотню сыщется один негодяй. Наверно, тебя кто-то крепко обидел. Не знаю, тетка ли или тот, кто говорил, что любит. Никогда не надо таиться, Дарийма, настоящие друзья всегда придут тебе на выручку в трудную минуту. Ну а неудачи у каждого бывают, главное не вешать голову. Когда я пришел на шахту, у меня тоже были неприятности, и я тебе как-нибудь расскажу о них, зато в общем-то вся моя жизнь проходит среди хороших, добрых людей, и сейчас я просто не представляю, что бы я делал без них. Когда человек трудится, он сам постепенно меняется, становится лучше, выносливее, решительнее, что ли. — Дорж старался тщательно подбирать нужные слова. — И вот еще что скажу — жить надо не прошлым, а настоящим и будущим. Пусть прошлое не висит тяжелым грузом у тебя на плечах, надо верить в свое счастье, и оно непременно придет, я говорю тебе сущую правду, а отнюдь не пытаюсь утешить, да ты в утешении вряд ли нуждаешься, по-моему, ты — девушка сильная, мужественная, и не мне учить тебя. А постоянно стремиться вперед, надеяться всегда на лучшее, верить в доброту и порядочность человека, притом не какого-то одного человека, а всех без исключения людей, которые тебя окружают, разве это не подлинное счастье?!

— Ты хочешь, чтобы я продолжала, или закончим на этом мои воспоминания? — печально спросила она.

— Продолжай, Дарийма, я вижу, тебе надо выговориться. Ты найдешь во мне внимательного слушателя.

Сочувствие и внимание Доржа располагало к откровенности. Он владел бесценным даром слушать. Крепкий, широкий в плечах, он не казался Дарийме красивым, но ей нравилось его смуглое лицо, главным образом из-за добрых карих глаз. Дарийма отнюдь не отличалась склонностью обсуждать свои личные дела с первым встречным. Но сейчас она испытывала жгучую потребность выговориться и потому чувствовала благодарность к Доржу, изъявившему готовность ее слушать.

— Восьми лет меня определили в школу. Тетка привела меня в класс за руку и сказала учительнице: «Это — моя единственная дочка. Дети бывают разные, поэтому вы посадите ее рядом с какой-нибудь хорошей девочкой, а то, чего доброго, попадет под влияние хулиганов». Никаких хулиганов, на мой взгляд, в классе не было, но учительница посадила меня вместе с толстой белокожей девчонкой с двумя огромными атласными бантами на голове за первую парту. А я после урока пересела на последнюю парту, рядом с маленьким мальчиком, настоящим заморышем. Прозвенел звонок.

«Дарийма! Почему ты пересела? — строго спросила учительница. — Сейчас же иди на свое место».

Я даже бровью не повела, как будто совсем не ко мне относились слова учительницы. Тогда она взяла меня за руку и водворила на прежнее место. Я, естественно, заревела.

«Перестань плакать, — рассердилась учительница. — Не то придется пожаловаться твоей маме».

Так я и не поняла, почему мне нельзя было сидеть там, где хотелось.

Итак, я переступила школьный порог и начала учиться. В четвертях у меня отметки выходили разные, но больше четверки.

Незаметно пролетело четыре года. Перед пятым классом, вернувшись из пионерского лагеря, где я провела две счастливых недели, я узнала, что у меня появился братишка. Встретившая меня тетка спросила:

«Ты рада — у тебя появился брат?»

Подумав, как хорошо иметь брата или сестру — ведь прежде у меня их было много, — я ответила:

«Рада!»

Дома она дала мне подержать младенца, и я с наслаждением прижалась к его пухлой щечке, но тут уловила запах пеленок, и мне сделалось не по себе. Откуда взялся этот ребенок, я узнала лишь через несколько лет. Оказывается, с теткой работала одинокая женщина, у которой не было никаких родственников. Случилось, что она внезапно заболела и умерла, а ее грудной ребенок остался совсем один. Тетка взяла его к себе, и у меня таким образом появился брат.

Через месяц начались занятия в школе. Тетка теперь не работала — присматривала за малышом. Осенью они с мужем продали свою юрту и переселились в другую, у подножия холма, на котором стоит монастырь Гандан. Мой приемный отец — ему теперь стало далеко ходить на завод — перешел работать на железную дорогу. А меня так и не перевели в другую школу, и мне приходилось тратить на дорогу очень много времени.

Тогда я не понимала, зачем тетке понадобилось переезжать на другое место. А я ужасно скучала по старому двору и часто, возвращаясь из школы, норовила пройти мимо знакомого забора. Теперь в нашей прежней юрте жили какие-то чужие люди. Мне хотелось взглянуть на них, но в заборе не было ни одной щелочки, и я не могла удовлетворить свое любопытство.