— Бросьте, ребята, — укоризненно сказал Дорж, — уже полдень, а это всего лишь третья машина, о какой сотне вы говорите? Кстати, земля стала посуше, сейчас мы попросим водителя подать машину прямо к бревнам.
Водителем оказался совсем молоденький, но очень серьезный парнишка. Он сразу сориентировался в обстановке, несколько раз опробовал машину на самом скользком месте, затем подал ее назад и с первого же раза преодолел препятствие.
— Ура! — кричали рабочие и бежали за грузовиком. Теперь, когда не надо было таскать бревна на себе, работа казалась им очень легкой. И действительно, с погрузкой они справились удивительно быстро. Наступил обеденный перерыв. Дорж сел в кабину водителя, остальные разместились в кузове на бревнах. Водитель, зараженный общим весельем, крикнул:
— Эй там, наверху! Возитесь сколько угодно. Только не вылетите из кузова, а то и косточек не соберете!
В ответ зазвучала веселая песня:
Дорж с удовольствием слушал дружное пение и, глядя в лобовое стекло, улыбался своим мыслям. Песня кончилась, но шофер тихо продолжал насвистывать мелодию. Хорошо! Так бы ехать и ехать!
Эта короткая поездка почему-то надолго запомнилась Доржу — наверное, потому, что он вдруг ощутил безотчетное счастье, словно что-то росло и ширилось в его душе. Выпрыгнув из кабины, он увидел Дарийму, ласково улыбнулся ей. В ответ она одарила его дружеской улыбкой. Впрочем, дружеской ли?
— Обед! Обед! Где обед! — зашумели рабочие, торопливо слезая с машины и направляясь бегом к палатке.
— С такой бы прытью на работу, — проворчал кто-то.
Дарийма поспешно наполняла чашки вкусной ароматной лапшой. Все ели с аппетитом добросовестно потрудившихся людей. На долю поварихи пришлось множество похвал. Она застенчиво улыбалась:
— Ладно вам, ребята.
После обеда объявили кратковременный отдых, но вскоре одна за другой прибыли еще три машины. Шестеро рабочих разделились по двое и отправились на погрузку.
Так прошли первые три дня. Машины, как и было предусмотрено заранее, подавались постепенно, и это позволяло рабочим в промежутках между рейсами передохнуть. Как всегда перед первым снегом или заморозками, стояла прекрасная погода: ярко светило солнце, было тепло и безветренно. С полуночи до рассвета раздавался рев оленей. Он зачастую будил рабочих.
— Говорят, кто услышит рев оленя, никогда не состарится, — сказал один из них.
— Пусть не коснется нас седина, не тронут морщины! — с шутливой торжественностью провозгласил другой.
— Погодите! Да ведь они ревут на разные голоса.
— Конечно, — откликнулся еще кто-то. — Тот олень, что поближе к нам, наверняка старый самец, голос-то у него — настоящий бас! А вторит ему издали тенорок — видимо, молоденький олень.
— Молодой самок подзывает, а старик сердится. У оленей часто дело до жестоких схваток доходит: сцепятся рогами и не могут разойтись.
— Давайте и мы на шесть голосов закричим, может быть, какие-нибудь красавицы откликнутся.
Постепенно разговоры стихли — всех сморил сон.
Наутро Дорж проснулся с тяжелой головой: лоб у него пылал, тело ломило. Вчера вечером он, разгоряченный, переодевался на ветру и, видно, сильно простудился. Хотел было подняться с постели, но закружилась голова и все поплыло перед глазами.
— Отлежись, Дорж, — настаивали товарищи. Волей-неволей пришлось ему остаться в палатке.
Дарийма, занятая приготовлением обеда, часто поила его горячим чаем, ловко поправляла сбившееся одеяло, касалась прохладной ладонью его лба, проверяя, есть ли у него жар. К полудню Дорж почувствовал себя лучше. Покончив с делами, она вошла в палатку. Какие ловкие, красивые у нее движения! Какая она стройная!
— Ну, что уставился? — с притворной строгостью спросила Дарийма. — Полегчало тебе?
Дорж утвердительно кивнул головой.
— Обед приготовила?
— Конечно! — оживленно ответила она. — Тебе дать еще чаю?
— Нет, спасибо! Я и так целый котел выдул! Посиди со мной, трудно лежать без дела, когда рядом никого нет! — просительно сказал Дорж, отирая пот с лица. — Расскажи о себе. Помнишь, ты тогда не закончила?
— Ты мне друг? — почему-то спросила молодая женщина, хотя, по мнению Доржа, это и так было ясно.
— Конечно, — серьезно ответил он.
Дарийма испытующе посмотрела на него, села рядом и слегка хрипловатым голосом тихо продолжила печальную повесть своей жизни. Дорж прикрыл глаза, стараясь не упустить ни слова.
— На чем я остановилась? — спросила она, поправляя волосы. — Ах да! Поступила я на обувную фабрику и проработала там ровно год. Первое время под руководством опытного рабочего осваивала машину, которая набивает подметки, потом начала работать самостоятельно. Поначалу случался брак, но вскоре я наловчилась, и дело пошло на лад.
— Ничего удивительного, ты человек способный, — вставил Дорж.