Свет грядущих дней

Неизменно активная, Гизи посылала медикаменты и деньги польским евреям через своих платных эмиссаров. Также она успешно собирала международные средства на то, чтобы тайно перебрасывать в страну евреев (их называли «туристами») из Польши по «подземной железной дороге» – именно так попала в Словакию Реня.

* * *

Перевалив за границу этой новой страны, Реня и ее товарищи-«туристы» спустились с горы в долину. Вдали виднелся костер. Торговцы на привале. Товарищи остановились на условленном месте, где их встречали местные проводники, и тоже разожгли костер.

Теперь только они ощутили холод по-настоящему.

Ноги промокли, им грозило обморожение. Все высушили обувь и носки над огнем. Потом послышались тяжелые шаги по снегу. Но то были лишь словацкие контрабандисты, принесшие спиртное, чтобы все могли согреться. После часового отдыха их прежние проводники, тепло попрощавшись, отправились обратно в Бельско за новыми группами. Проводникам тоже немало платили за каждого человека, писала Реня. Горцы были бедны и этим зарабатывали на жизнь.

Товарищи с трудом втиснули ноги в скукожившиеся туфли, но надо было идти дальше, и они пошли, теперь в сопровождении словацких проводников, пытаясь завязать с ними разговор.

Пройдя через горы, холмы, долины и леса, они приблизились к сонной деревне, встреченные собачьим лаем. Их завели в конюшню с лошадьми, коровами, свиньями и курами, освещавшуюся единственной масляной лампой; вонь от навоза стояла в ней невыносимая, но в дом они зайти не могли, чтобы не увидели соседи.

Несмотря на холод снаружи, внутри было жарко. Сморенные усталостью, все рухнули на тюки сена. У Рени ноги ослабели настолько, что она не могла их даже вытянуть, и, свернувшись калачиком, провалилась в глубокий сон.

* * *

В полдень хозяйка в традиционном горском одеянии – цветном платье, платке и войлочных чувяках, подвязанных до колен переплетенными белыми тесемками, – разбудила товарищей, принеся им обед. Было воскресенье, поэтому она велела им не показываться из конюшни, поскольку все жители деревни отправляются в церковь. Требовалось соблюдать осторожность. В те времена все шпионили за соседями и всех подозревали. Для «гостей» в этом, разумеется, не было ничего нового.

Поев, Реня поспала еще немного[832], лежа на сене рядом со своими спутниками, прижимавшимися друг к другу, как сардины в банке. Сквозь маленькое окошко внутрь проникали солнечные лучи. Евреи разговорились и – впервые – стали рассказывать друг другу о событиях последних лет и месяцев. На пороге безопасной жизни они начали в полной мере осознавать свои потери.

Радость от успешного пересечения границы заглушал страх перед будущим. Их «поход» еще не закончен, так же, как война. Ночью подъехали сани. Товарищи запрыгнули в них и поехали в соседнюю деревню объездными дорогами, по голым полям, где риск напороться на полицейских был невелик. Через несколько часов они доехали до нее и были водворены все в одну комнату крестьянского дома, им велели не высовывать из нее носа, пока за ними не приедет машина. Здесь можно было наесться досыта, если у тебя были деньги, чтобы заплатить за еду; к счастью, у всех какая-то малость с собой имелась. Глава семьи – по Рениным ощущениям, честный, жалостливый человек, с ненавистью говоривший о немцах, – пошел за покупками для них. Оказалось, что первая группа тоже останавливалась здесь несколькими днями ранее. «Попировав», товарищи еще немного соснули.

Ночью на окраине деревни их ждала машина. Водителем был служащий таможни – ему заплатили. Он стал расспрашивать их о жизни евреев в Польше и вдруг остановил машину.

Что делать? Кругом тьма, они понятия не имеют, где находятся, и совершенно беззащитны.

Водитель выбрался из машины, подошел к заднему сиденью. Все съежились.

– Не волнуйтесь, – сказал он, – я не причиню вам вреда, – и, к изумлению Рени, обнял маленького Маниша.

Потом он расспросил каждого о родственниках и не мог поверить, что все они – единственные оставшиеся в живых члены своих семей. Их рассказы о зверствах фашистов привели его в ярость.

Он повез их через словацкие города и деревни. Было темно, но там и сям виднелось мерцание света в окнах, неплотно затемненных, вопреки требованию закона. Водитель сообщил, что везет их в Микулаш, город, где есть еврейская община, которая примет на себя заботу о них. Реню поразило, как хорошо, до мельчайших деталей предусмотрительно была организована операция.

В Микулаше машина остановилась в центре общины. Шофер привел ее представителя, который проводил их в гостиницу. Там они познакомились с Максом Фишером, темноволосым энергичным человеком, который поведал им[833], что первая группа уже в Венгрии, откуда они надеялись легально перебраться в Палестину. Реня вдруг почувствовала себя выпущенной из клетки птицей, которая может наконец расправить крылья.