Свет грядущих дней

Поскольку все еврейские школы были закрыты, Цивья опасалась, что дети в гетто разболтаются от безделья и начнут хулиганить. Чтобы этого не произошло, «Свобода» организовала подпольную начальную и полную среднюю школы, в которых училось 120 детей, включая Ханце, самую старшую из учеников. Тринадцать учителей работали безо всяких учебных пособий, постоянных помещений и гарантированной зарплаты, обучая детей как из религиозных, так и из нерелигиозных семей. Они скитались из одной квартиры в другую, теснились в крохотных комнатках, где были вынуждены жить целые семьи. Учителя голодали, от зимнего холода у них отекали ноги, тем не менее они проводили занятия по изучению Библии, биологии, математики, мировой литературы, польского языка и психологии. Они учили думать детей, дрожавших от стужи и пухших от голода. Поэт Каценельсон вдохновлял учеников любить свое культурное наследие; случалось, вся аудитория пела хором. Эта «летучая гимназия», в которой даже проводились экзамены, просуществовала два года и явилась своего рода рассадником будущих борцов-подпольщиков[184].

Дети дошкольного возраста тоже были приоритетом. На Дзельне проводился курс обучения уходу за ними; специалисты – бывшие работники яслей и детских садов – устроили дневной центр социального ухода. Сироты, которых прежде опекали польские власти, полностью обнищали, поэтому девушки из «Свободы» собирали одежду и письменные принадлежности, учили детей играм, песням, читали им и организовывали для них праздники. Многие дети в гетто жили на улице, что-то перепродавали или просто выпрашивали кусок хлеба. Цивья, Антек и люди из других групп устроили «детскую кухню», чтобы не только кормить, но и учить таких бездомных мальчиков и девочек читать и писать – на иврите и идише.

«Мы из кожи вон лезли, чтобы попытаться вернуть им хоть толику их радостного детства[185], подарить хоть немного смеха и шуток, – писала одна из участниц этой программы. – Когда приезжали немецкие инспекторы, ребята… только ели, и ничего больше. Одиннадцати-, двенадцатилетние дети научились прятаться, как взрослые, и вели себя отнюдь не соответственно своему возрасту». Детский хор и драматические коллективы привлекали тысячи евреев, искавших эмоциональной подпитки.

На всех еврейских улицах адрес «Дзельна, 34» был хорошо известен. «Свобода», руководившаяся преимущественно женщинами, объединяла более тысячи человек. Товарищи часами пели с детьми, водили их на прогулки и устраивали «игры на свежем воздухе» – то есть среди руин, оставшихся от разрушенных домов. Взрослые евреи часто останавливались, чтобы посмотреть на детские игры, это рождало в них искорку надежды.

* * *

Для учебного процесса требовались книги.

На раннем этапе Сопротивления литература являлась существенной частью работы. Оккупанты запретили и сожгли книги на идише и иврите, а также книги еврейских писателей и политических деятелей на любом языке. Излишне говорить, что антинацистские издания были под запретом, даже если человек просто нес такую книгу, ему грозили тюрьма или смерть. Такому же наказанию подлежали те, кто вел дневники[186] и «собирал свидетельства» против нацистов. Евреи, всегда считавшиеся «людьми книги», сопротивлялись тем, что писали – чтобы распространять информацию, документировать и просто для самовыражения. Вечные читатели, они воплощали свой бунт в запечатленных на бумаге историях.

Поскольку новые книги не выходили, а старые были недоступны, «Свобода» основала свое собственное печатное дело[187]. Первой книгой, сделанной на мимеографе, стала историческая литературная антология историй о страданиях и героизме евреев – чтобы показать молодым людям яркие примеры еврейского мужества. Несколько сот экземпляров были тайно отправлены в отделения по всей стране. Печатались также учебные пособия, была издана пьеса на библейский сюжет Каценельсона, «Иов», которую поставила местная драматическая труппа. Пока Антек печатал копии книг, дети участников движения пели как можно громче, чтобы заглушить лязг станка.