Свет грядущих дней

А потом началась паника: здание оказалось окружено. Владка, схватив фальшивые документы, сумела пристать к группе, подкупившей еврея-милиционера, – это становилось обычным делом по мере того, как все больше евреев хватали, а те пытались спастись, хотя и безуспешно, рассказывала Владка в своих записках. Женщины физически дрались с полицейскими, заталкивавшими их в грузовики, спрыгивали с поездов на ходу[246] – все это обычно оказывалось напрасным.

Депортации происходили регулярно, облавы устраивали немцы и украинцы, к ним присоединялась и еврейская милиция. У последней была квота: столько-то человек она должна задерживать ежедневно. Если норма не выполнялась, забирали самих милиционеров с семьями[247]. После того как похватали детей и стариков, неработающих и тех, кто значился в списках, охота на подлежавших депортации переместилась на улицы. Люди с ужасом видели, что перекрывают их улицу, и пытались спрятаться: заползали на крыши или запирались в подвалах и на чердаках. Фальшивые документы Владки больше не действовали. У нее не было надежного укрытия. Евреев призывали добровольно выходить на umschlagplatz – площадь, являвшуюся сборным пунктом, откуда евреев увозили в лагеря смерти, – для получения трех килограммов хлеба и килограмма джема. И люди снова надеялись и верили в лучшее. Многие умирающие от голода, одинокие, мечтающие прилепиться хоть к кому-нибудь, шли туда – и их увозили. «Так цена жизни еврея свелась к краюхе хлеба»[248], – написал один подпольщик.

И вот очередь дошла до ее улицы. Владка спряталась в убежище, но когда солдаты стали колотить в дверь, женщина, скрывавшаяся вместе с ней, зачем-то открыла ее. Смирившуюся с судьбой, взглядом выискивавшую в толпе своих родных, прятавшихся несколькими домами дальше по улице, Владку пригнали на сортировочный пункт, где она предъявила рабочую карту, накорябанную рукой ее друга. По неведомой причине «документ» был признан. Владку послали направо, жить. Ее семью – налево.

В каком-то оцепенении она ходила на работу в одну из остававшихся открытыми мастерских – истощенная до предела, терзаемая постоянной тревогой, опухшая от голода, избиваемая и вечно ждущая. Количество рабочих мест было ограниченно, и каждый боялся потерять работу; проводились проверки, облавы, каждого, кто был застигнут бездельничающим или прячущимся, кто показался слишком старым или слишком молодым, ждала смерть. Люди падали от усталости за своими швейными машинками. Выборка за выборкой. Когда Владка пыталась получить официальное удостоверение личности, здание было окружено. Она несколько часов пряталась в чулане.

Гетто постепенно пустело, иссякая день за днем.

Перекрытия улиц и ликвидации стали повседневными явлениями. Януша Корчака и Стефу Вильчинскую увезли и убили вместе с их воспитанниками-сиротами; Владка видела из окна своего убежища, как их выводили во время ночного налета на дом руководителя Бунда. Улицы были пустыми, если не считать разломанной мебели, старой кухонной утвари, пухового «снега», «выпотрошенного из внутренностей еврейских перин и подушек»[249], и… мертвых евреев. Контрабанда была больше невозможна. Начался массовый голод. Воздух оглашался пронзительными криками детей, которых силой отрывали от матерей, имевших рабочие карточки. У Владки сердце разрывалось на части, когда она слышала, как восьмилетки уговаривали своих мам оставаться тут без них и бодро заверяли их, что найдут способ спрятаться. «Не волнуйся, – звучало рефреном. – Не волнуйся, мама»[250].

* * *

Пятьдесят две тысячи евреев было увезено из Варшавского гетто в ходе первой «акции».

На следующий день члены «Свободы» собрались с руководителями общины, чтобы обсудить ответные действия. Они предложили напасть на еврейскую милицию – которая не была вооружена – с дубинками. А также организовать массовые демонстрации. И снова руководители общины предупреждали их, что не следует торопиться и раздражать немцев, что вина за гибель новых тысяч евреев падет на головы молодых товарищей.

Теперь, перед лицом массовых убийств, участников молодежных движений возмущала такая перестраховка. Что из того, что они раскачают лодку? Все равно они уже терпят кораблекрушение и быстро идут ко дну.

Двадцать восьмого июля Цивья и ее товарищи по молодежной группе собрались на улице Дзельна.

Никаких дискуссий больше не было.