Свет грядущих дней

Без взрослых и без польского Сопротивления они учредили свою собственную боевую силу: Еврейскую боевую организацию[251]: на идише – Yiddishe Kampf Organizatsye (YKO), на иврите – EYAL. По-польски – Żydowska Organizacja Bojowa, или ŻOB. ŻOB не была сильной группировкой. У нее не было денег, не было оружия кроме двух пистолетов и – что касается отряда «Свободы» – не было даже тайного убежища. (140 членов группы прятались на ферме.) Несмотря на это, у них была мечта: продемонстрировать еврейский протест. Они были евреями, боровшимися как евреи и за евреев. Они намеревались провести операцию по всей стране, используя связи, тщательно налаженные ранее Цивьей. Теперь она пошлет своих девушек-связных на смертельно опасное задание: не распространять просветительские материалы и информацию, а организовывать подготовку к обороне. (Хотя у Цивьи имелось фальшивое удостоверение личности на имя «Селины», ей пришлось приостановить свои разъезды из-за ярко выраженной еврейской внешности.) Создание боевой группировки немного притупило чувство вины и тревоги – Цивья ощутила, что наконец они двигаются вперед по правильному пути. Однако из-за отсутствия оружия и военной подготовки возникало множество разногласий по поводу того, как двигаться; по мере того как все больше евреев увозили на бойню, напряжение росло.

Цивья была единственной женщиной, избранной в руководство ŻOB’а. Она вошла в боевую группу. Научилась обращаться с огнестрельным оружием. Нести караульную службу. Она также готовила, стирала, а еще отвечала за поддержание оптимизма и боевого духа среди молодежи. Другие женщины, входившие в руководство, – Тося, Фрумка, Лия – отправились на арийскую сторону налаживать связи и добывать оружие.

В ожидании вооружения ŻOB решил маркировать свою территорию. Однажды ночью его члены тремя группами отправились на первое задание – от штаба напротив тюрьмы Павяк в притихшее гетто. Одной группе предстояло информировать жителей гетто о создании новой силы, которая будет сражаться за них. Они должны были расклеить на рекламных щитах и зданиях плакаты, в которых разъяснялось то, что они узнали от курьеров, проследивших маршрут поездов: Треблинка означает верную смерть, евреи должны прятаться, а молодые люди – защищаться. «Лучше быть застреленным в гетто, чем умереть в Треблинке»[252] – таков был девиз.

Вторая группа должна была поджечь брошенные дома и склады награбленных вещей. У нацистов имелись специалисты, которые оценивали имущество депортированных евреев, после чего немцы заставляли оставшихся в живых отбирать и складывать ценные вещи.

Третья группа шла убивать. Один из двойных агентов, молодой человек по имени Исраэль Канал, участник Сопротивления, одновременно служивший для прикрытия в еврейской милиции, должен был застрелить начальника еврейской милиции. ŻOB рассматривал это как акт мести, но не только: следовало посеять страх среди милиционеров, которые проводили в жизнь нацистские указы.

Цивья шла во второй группе. В темноте ее сердце бешено колотилось. Хватаясь вспотевшими ладонями за перекладины лестницы, обдирая бок, она карабкалась на кирпичную стену. Еще несколько ступенек – и она будет наверху, в пункте назначения.

Они с товарищами заложили воспламеняющиеся материалы. Но что-то пошло не так. Дом не хотел загораться. Тогда они быстро приняли другое решение: сложить в кучу весь свой огнеопасный груз и поджечь его. «Успех! – написала она впоследствии. – Пламя взметнулось огромными языками, с громким треском плясавшими в воздухе. Мы испытывали радость мести, горевшей у нас в груди, этот костер был символом еврейского боевого сопротивления, о котором мы так долго мечтали»[253].

Несколько часов спустя все снова собрались на Дзельне, в доме номер 34, все три задания были выполнены; даже еврейские полицаи побоялись схватить Канала после того, как он стрелял в их начальника, которого ранил, но не убил[254]. А позднее той ночью русские первый раз бомбили Варшаву. Для Цивьи она стала ночью торжества.

* * *