Свет грядущих дней

«Юный страж», придумавший организационную модель «ближний круг», совмещал стремление к возвращению на еврейскую родину с марксизмом, высоким романтизмом, верой в исключительное положение молодежи в обществе и необходимостью жизни на природе для здоровья души и тела. Молодые люди поглощали огромное количество книг европейских революционеров, ратовали за культуру речи и самовыражение и ставили своей целью создание еврея нового типа. Преданная истине, группа имела свои десять заповедей, включавшие законы чистоты: курение, алкоголь и секс строго запрещались. Поощрялось психоаналитическое исследование сексуальности, но реальные отношения в этой сфере считались слишком отвлекающими от общего дела.

Хайка, в блузках с высоким воротником и очках в проволочной оправе, горячо восприняла эти радикальные взгляды, рассматривая «Юного стража» как передовое движение, которое в конце концов приведет еврейский народ к окончательной социальной и национальной революции. Взбунтовавшись против своего окружения, она, тем не менее, разделяла его мантру о конфликте поколений. Ее первый кавалер тоже был рьяным приверженцем движения. Хайка, чувствительная экстравертка, постоянно влюблялась.

Будучи преданным членом «Юного стража», она, тем не менее, критически относилась к своим соратникам, так же как и к себе, когда понимала, что недотягивает до высоких стандартов организации. Она быстро сделалась вожатой, потом редактором, а потом и региональным лидером движения.

Ее кавалера призвали в польскую армию. Пока он служил, она обратила внимание на высокого стройного Давида Козловского, своего товарища, у которого карманы всегда были набиты газетами и который страшно заикался. Они познакомились в библиотеке, когда Хайке отказали выдать какую-то книгу, потому что ее хотел взять Давид, а он у них был привилегированным читателем. Он улыбнулся ей, но она, обидевшись, сделала вид, что знать его не знает. (Он ей этого так и не простил.) Потом он принес стихотворение в газету, которую редактировала Хайка, и ее потрясли выраженные в нем лиризм и страстное желание. Она вдруг заметила, как бархатисты его карие глубоко посаженные глаза и сколько боли в «этих глазах мечтателя»[297].

В конце 1930-х годов пара приехала в кибуц готовиться к алие; это было нелегкое решение и для Давида, чьи принадлежавшие к верхушке общества родители были категорически против этого, и для Хайки, которая понимала, что отказывается от своих интеллектуальных амбиций ради аскетичной жизни в Земле обетованной. Чувствительный пообтрепавшийся Давид, оголтелый левак в теории, с трудом выдерживал «пролетаризацию». Он мог слагать стихи про китайскую династию Чэнь, про Советский Союз и Испанскую революцию, но не выдерживал монотонности сидения за швейной машинкой. Хайка, неисправимый романтик, считала своим долгом помогать этому «хрупкому спасителю», этому «цветку молодого деревца»[298], и она поддерживала его, пока он не сделался духовным лидером коллектива. Они должны были отправиться в Палестину 5 сентября 1939 года.

За четыре дня до этого, когда нацисты напали на Польшу, она попыталась бежать из страны, не с семьей, а с Давидом. Они шли пешком по забитым людьми дорогам, спрыгивали с подвергшихся бомбежке поездов, увертывались от пуль и осколков, от упавших деревьев, но так и не смогли выбраться из страны. Потом они собирались бежать на восток, но тут из штаба «Юного стража» пришло распоряжение: им предписывалось остаться в Бендзине и возродить движение. Если в Польше остается еврейская община, «Юный страж» тоже остается, чтобы «жить, расти и умереть вместе с ней»[299]. Лидеры местного отделения, Хайка и Давид, повиновались приказу. Однако они были потрясены жестокостью нацистов: ведь для Хайки Германия была страной просвещения и культуры, и она даже рассчитывала на прогрессивное правление.

Поскольку регион Заглембье был аннексирован Третьим рейхом, а не являлся частью Генерал-губернаторства, здешняя среда отличалась лучшей «проводимостью» для знаний. Евреев на этой территории заставляли работать на немецких заводах. Заглембье, что означает «из глубины», получило свое название благодаря залежам каменного угля и являлось богатым промышленным районом, здесь открыли десятки фабрик, производивших одежду, военное обмундирование и обувь. Работа на этих фабриках была тяжелой. «За окнами цветут яблони и сирень, – написала о своей тогдашней жизни девочка-подросток, – а ты должна сидеть в удушливой вонючей комнате и шить»[300]. Евреи работали за скудную плату и сущие объедки, но все же условия здесь были гораздо лучше, чем в трудовых лагерях, и владельцы фабрик оберегали свою дешевую рабочую силу от депортаций.