Свет на исходе дня

В последние дни он избегал встреч с жителями деревни. Новость о том, что геодезист и реечник работают на Марвинском болоте, взволновала деревню, все напряженно ждали, что будет дальше. Геодезист между тем работал без большой охоты: кто-то из местных посулил ему трепку, а кроме того, рабочие колонны рассказывали, что деревенские мужики грозили поломать машины, если те пойдут на Марвинское болото.

Итак, вся деревня жила в тревожном ожидании. Со смертью бабы Стеши его не просто сторонились — боялись. Должно быть, и вину за ее смерть возлагали на него. Они были убеждены, что он перенял дело Аглаи и усилил его своими познаниями, мало того — в его руках промысел Аглаи выглядел намного страшнее, чуть ли не сокрушительным. То, что ему казалось нелепым, для них было вполне уместным, несовместимости между ним и делом Аглаи они не видели.

В колонне же ничего не менялось. Деревенских в ней почти не было, колонна кочевала по району, рабочие где-то имели дома и семьи, к которым отправлялись на зиму. Из деревни в колонне работали обученные наскоро девушки-дреноукладчицы да подсобники вроде Федьки, никто в колонне не верил в страхи местных жителей, напротив, над ними посмеивались.

Три дня перед похоронами хозяйки Вербин прожил в конторе. Бабу Стешу похоронили на деревенском кладбище, вдали от могилы Аглаи, свежий крест отчетливо белел среди темных соседних крестов. На похороны приехала одна падчерица хозяйки, она ни с кем не разговаривала и только молча плакала; братья ее жили где-то далеко.

После ее отъезда Вербин вернулся в дом. По-прежнему пахло травами, но в запахе появился грустный оттенок пустоты и печали. Иногда по вечерам Вербину казалось, что в окно кто-то смотрит, он выходил, но в предосеннем белесом сумраке никого не было; да и кто мог здесь оказаться, если все обходили дом стороной.

В один из вечеров в дверь постучали, и появилась заплаканная женщина. Она робко вошла и настороженно застыла у порога, потом сбивчиво рассказала, что ее бросил муж.

— Он уже уходил раз, Аглая вернула. Может, поможете? Я б не стала, да дети…

Он смотрел на нее и не мог поверить.

— Чем же я могу? — спросил Вербин после молчания.

— Аглая пошептала, потом траву дала, велела в одежу его зашить.

Вербин не знал, что делать. Он хотел отшутиться по привычке, но язык не повернулся, женщина была убита горем.

— Вы зря ко мне обратились, — сказал он сочувственно.

Она посмотрела на него с испугом.

— Я принесла, вот… — она протянула узелок.

Вербин молча покачал головой. Она опустила измученное лицо, постояла потерянно и собралась уходить.

— Он вернется, — сказал Вербин, чтобы хоть как-то ее утешить.

Она посмотрела на него с надеждой и недоверием и ушла.

Дни заметно остывали, слабело солнце, холодными и сырыми стали ночи. Часто дождило, земля между дождями не успевала просохнуть. Каждый день Вербин надеялся, что пришлют замену, на память навязчиво приходили южные города, море, пестрые толпы, взыгранное оживление набережных, будоражащий блеск непрерывного праздника, запах кислого вина и жареного мяса… Леность мысли, легкость во всем теле, курортная мишура, киоски, шум прибоя, запах соли и водорослей, сладостная праздность пляжей, неподвижность, солнцепек, истома — никаких проблем. Крик транзисторов, голые тела — гигантское лежбище тел, — провинциальная роскошь по вечерам, грохот сезонных оркестров, всеобщий флирт, приморский угар, неистовая толчея танцплощадок, шепот и стоны укромных углов, помрачительный аромат и одурь южной ночи, массовый променад, обстоятельная луна — и никаких проблем. И сонливое, застенчивое пробуждение моря… Он представил, как они с Дашей, — день дороги, день оформления отпуска, день полета, — «О море в Гаграх…»

Комната у моря, в ближайшем киоске купальник и плоские шлепанцы из Вьетнама для Даши. Вербин представил, как впервые она увидит море.

Каждый день он ждал замены, его не оставляла надежда, что он уедет раньше, чем решится судьба болота.

В один из дней на его пути вновь оказалась приходившая за помощью женщина, на этот раз она выглядела довольной.

— Вернулся муж, спасибо, — сказала она, сдерживая радость в голосе.

Он не сразу понял, за что она благодарит его, потом понял и растерялся; он неловко кивнул и двинулся дальше. Он представил, как новость облетает деревню: пообещал — сбылось. Новость кочевала из дома в дом, становилась притчей во языцех; деревней теперь, разумеется, овладеет непоколебимая убежденность в его возможностях, ничего не поделаешь. Мертвая Аглая плотно обкладывала его со всех сторон.

2. Он не пошел в контору, направился к излучине реки, где шли работы. Урчание моторов, лязг железа, тяжелое движение машин, четкая геометрия каналов — это было как раз то, в чем он нуждался сейчас. В этом была определенность. Больше всего он нуждался сейчас в чем-то несомненно конкретном. Его даже потянуло сесть в кресло машиниста и самому взяться за рычаги.