Свет очага

— Девочки, — взвизгнула она, забыв от испуга обычное свое «товарищи жены командиров». — Девочки, скорее, скорей займите свои места! Идут, иду-ут!

Пока женщины, подсаживая друг друга, торопливо влезали в вагон, эта живописная компания приблизилась к нам. Человек в красной фуражке, проворно смешавшись с нами, заглянул в теплушку, закричал:

— Ого! Здесь место есть!

— Нельзя ли к вам присоединиться? — устало спросил человек с потным бледным лицом.

Но тут же поднялся протестующий крик.

— Самим тесно!

— Яблоку негде упасть!

— И все же, товарищи, давайте подумаем, — повысил голос мужчина. — Положение трудное. Потесниться придется…

Гвалт поднялся еще сильнее, злее и скандальнее зазвенели голоса.

— Станислав Янович, так мы ничего не добьемся. Разве их словами проймешь? Надо ворваться силой! — закричала красная фуражка и ринулась в двери.

Тут наши женщины сгрудились, закричали, в дверях вагона так и замелькали кулаки, растопыренные пальцы, молотившие и отпихивавшие красную фуражку, а те, кто остался на земле, вцепились в полы его кургузого пиджака и с победным воплем стащили вниз.

— Это особый вагон!

— Половина наших людей на вокзале! Сейчас вернется.

— Это специальный вагон, выделенный для семей командиров, — неслось со всех сторон.

Но мы, кажется, рано стали радоваться. Среди наших противников выделялась огромная женщина — простоволосая, коротко остриженная, с гребенкой на затылке, с мясистым носом и большой волосатой бородавкой на подбородке. Несмотря на зной, на ней было толстое зимнее пальто, большой мешок за плечами, а в руках она тащила чуть ли не сундук. Обливаясь потом, тяжело дыша, она молча смотрела, как мы вышибаем из вагона красную фуражку. Теперь и она двинулась всей своей массой на нас.

— «Специальный вагон»… «особый вагон»… видели? Что же вы за цацы такие, а?! — загудела басом она. Голос оказался под стать богатырской ее фигуре.

— Мы жены командиров! — пискнул кто-то робко из наших.

— Да ну? Жены командиров? — ухмыльнулась великанша. — Жены командиров… Ты только посмотри на них! А мы, выходит, бабы подзаборные?! Нет, вы только послушайте их! А ну, — повернулась она к своим, — лезьте сюда. Погляжу на этих командирш, — прогремела она и тараном двинулась в вагон.

Наши женщины растерялись, прямо-таки остолбенели. Хотела было что-то крикнуть стоявшая у двери Елизавета Сергеевна, но ее тонкий голосок осекся. Растерянно оглядываясь по сторонам, она вдруг заметила Мусю-Строптивую, которая молча смотрела на всю эту внезапную сцену.

— Муся, голубушка, ради бога… скажи ты ей, — взмолилась «мать полка».

И словно просьбы этой только ждала Муся. Тощая, она решительно встала на пути огромной бабы, которая уже почти закрыла собой двери вагона.

— Ты, стерва, кого на пушку берешь? Думаешь, нас испугает такая гора мяса и сала? Убери свои грязные лапы! Насмехаться над женами командиров? Я тебе покажу, как насмехаться! — разошлась Муся, и тонкий ее голосок пронзительно зазвенел в легком летнем воздухе.

Но бабищу это не смутило. С брезгливым удивлением она уставилась на воинственную Мусю:

— Брысь… Откуда еще эта гнида выскочила? Прочь от дверей, а то щас как шваркну!

— А ну попробуй, покажь силу, толстомясая! Да я тебе зенки выцарапаю!.. Ишь, потом обливается, ишь, разит от нее… Хорек! — вдруг заверещала Муся, и было это так неожиданно, что послышался смех.

Мы со Светой не успели влезть в вагон и стояли с нашими мальчишками в стороне. Обе женщины не на шутку сцепились, возясь и трепля друг друга в дверях и напоминая чем-то драку шавки с огромной дворнягой. Но маленькая Муся не уступала и даже начала теснить эту великаншу.

— Да посадите вы ее! Неужели не жалко оставлять немцам столько добра? — весело кричал кто-то из толпы.

Занятые этим скандалом, мы не сразу заметили, как на станции поднялась невероятная суета, люди с криками сталкивались, слепо разбегаясь куда попало — лишь бы подальше от вагонов, в поле, за станцию. С каким-то кошмарным промедлением, точно опомнившись, ^ревели, разноголосо застонали гудки всех паровозов, и тут донеслись до нас крики; «Во-оздух! Во-оздух!».

— Самолеты! Немецкие самолеты! — отрывисто бросил кто-то на бегу.

Скандал тотчас же угас, женщины бросились прочь, слезливо и страшно сзывая детей. Великанша молча затрусила за бегущими людьми. И только Муся-Строптивая, не обращая внимания на заполошные крики, продолжала честить свою противницу, но женщины, хлынувшие из вагона, столкнули ее на землю.

Я растерялась, оцепенела как-то вся, словно не понимала, чем все это может грозить, и смотрела на бегущих мимо меня до тех пор, пока Света не дернула за платье: «Чего стоишь? Беги!», и я, не выпуская ручонки Бори, кинулась за всеми.