Мне шел пятнадцатый год, когда впервые я услышала жутковатые и не совсем понятные, несмотря на ясность стеклянную, эти слова и увидела, как люди с опасливой, почти враждебной пытливостью вглядываются, как бы даже присасываются друг к другу, и отваливают, так до конца и не поверив, если ты оказался человеком обычным, не врагом народа. Сначала их находили, хватали и судили далеко от нас, в Москве и еще в каких-то больших городах. До нас доходили слухи, потом в газетах печатались статьи то с беспощадными, то с какими-то неопределенно-угрожающими заголовками. Мы, дети, не разбирались во всех этих тонкостях, было интересно то, что все враги народа оказались иностранными шпионами, засланными в нашу страну капиталистами. И были у них самые коварные замыслы: они хотели убить нашего любимого вождя, с именем которого встречали каждый день. Кому же их было ненавидеть, как не нам…
Взрослые пропадали на собраниях и митингах. Вскоре они стали водить туда и нас, детей. С красными лицами, широко и грозно раскрытыми глазами, ораторы потрясали кулаками, выкрикивали сердито и возбужденно: «Никакой пощады врагам народа! Долой попустительство и бесхребетность! Нужно повышать бдительность!»
Выступали Жарасбай и Сейсенбай — переростки, позже других пошедшие в школу, как-то вдруг стали пламенными ораторами. Жарасбай был похож на девушку с алым румянцем на нежно-смуглых щеках, а Сейсенбай напоминал хорька. Когда он начинал кричать, то казалось, каждое его слово, будто гвоздь, вколачивалось в тело врага народа. Мы слушали речи прямо на заснеженной улице. Лисьи треухи, шапки, бараньи воротники тулупов чуть колышутся, поскрипывает снег, все сосредоточенно смотрят, как изо рта выступающих вырывается, точно после выстрела, короткий парок.
Особенно завораживали нас, детей, разговоры о шпионах. Нас радует, что их ловят, что наши зорче, умнее, находчивее, но возмущает и удивляет то, что поустраивались они на высоких постах в самой Москве. Много врагов и шпионов обнаружилось и в Казахстане. Их заслали к нам из Японии, расположенной где-то на краю света.
Вот они какие, коварные враги. Надо же, умудрились снюхаться с такой далекой от нас Японией. «Чтобы разоблачить врага, надо быть бдительным», — твердили нам каждый день. Надо смотреть, приглядываться, следить, надо научиться чуять их за версту, а то и за две, думала я, а у меня глаза не очень-то зоркие, Да и у других ребят… разве что Жарасбай и Сейсенбай… И я вскоре убедилась, что бдительность у меня совсем никудышная. Вскоре враги и шпионы обнаружились и в нашем районе. Это были люди, которых я видела каждый день. Они притаились до поры до времени со своими коварными замыслами, а я была разиня.
В газете подробно писали о суде над районными руководителями. Что они делали, подлые? Якобы они по воскресеньям выезжали отдохнуть к реке и там, оказывается, обсуждали план присоединения Казахстана к Японии.
И я однажды была на одном из таких сборищ! За год до суда отец взял меня с собой на один из плесов пересыхающего летом Иргиза. Он зарезал небольшого барашка. Я помогала ему разделывать тушу и чистить потроха, рада была, что поехала с отцом. После голодного года скота заметно поубавилось, жили мы все еще на постной похлебке, и я могла теперь поесть немного мяса.
И вот приехали человек десять районных руководителей. Я сразу узнала председателя райисполкома Аскарова — рослого скуластого мужчину с усиками. На митинге он всегда говорил не спеша, растягивая каждое слово. Был он человеком очень спокойным, по-отцовски доброжелательным.
Особенно запомнился мне и подвижный крепыш — секретарь райкома Тасболатов. В тридцать пятом году на праздновании пятнадцатилетия Казахстана мерились силами борцы — балуаны. Широкоплечий смуглый ба-луан из Кайр акты положил на лопатки многих балуа-нов Иргиза. Никто не решался выйти с ним на поединок.
Тогда этот самый Тасболатов, обвязав пояс волосяным арканом, крикнул весело и в то же время сердито: «В Иргизе не осталось мужчин, что ли? А ну, выходи!» — и схватился с кайрактинцем.
В считанные минуты уложил он огромного, как верблюд, балуана. Помог подняться ему и сказал: «Спасибо за уважение!» Затем велел: «Главный приз ему отдайте»…
Гости искупались в реке, потом поели мяса, выпили немного водки. Я почти все время была рядом с ними, подавала им сурпу, уносила посуду. Шутки так и сыпались, они весело смеялись, потом пошла серьезная беседа, во время которой озабоченно говорили о скоте, о кормах, об урожае. А разговоров о Японии я не слышала, может быть, об этом они успели поговорить, когда купались?
Нас часто предупреждали: враг хитер и коварен. Наверное, это правда, ибо Тасболатов часто заходил в нашу школу, говорил с учителями и учениками. Бывал он и в интернате, проверяя, как живут там дети и как их кормят. Если кормили плохо, то он разносил всех — от директора до повара. Легко ли разоблачить такого прикинувшегося заботливым и добрым врага? Тасболатова успели полюбить не только взрослые, но и дети. А выходит… он враг?