Затем Шерлок поднял холст с мольберта и ударил об край металлической столешницы. Один раз. Второй. Третий. И остановился лишь, когда на полу остались щепки подрамника и обрывки холста. Его дыхание сорвалось на хрип, когда он запинал обломки обратно в угол.
Был только один человек, которого он ненавидел также сильно, как Мориарти, и, разумеется, это был он сам. Потому что огромная часть вины за эту катастрофу лежала на нём.
Не в силах находиться в студии, он зашёл в спальню и сел на кровать, которая почему-то оказалась так и не заправленной. Ранним утром они занимались любовью мягко, нежно, ласково, как подобало занимающемуся рассвету. После всего Джон держал его, тихо нашёптывая сентиментальные глупости, и теперь, когда Шерлок подумал, что скорее всего больше никогда не услышит их, его сердце ускорилось.
Он взял подушку Джона и прижал к лицу.
Шерлок не плакал. Он просто вдыхал.
Спустя несколько минут, он осторожно положил её на место, накрыв мягким покрывалом, чтобы постель снова была готова.
Если только он не сожжёт всё, чтобы покончить с воспоминаниями.
Когда Шерлок встал, чтобы уйти из спальни, то увидел своё отражение в старинном зеркале, висящем на стене. Он выглядел уставшим, бледнее обычного и вероятно немного безумным.
И вместе с тем по большей части мужчина в отражении выглядел ужасно одиноким.
Шерлок поднял кулак и ударил им по хрупкому стеклу. Оно разбилось, а из руки брызнула кровь.
***
Теперь Джон находился по большей части в сознании, но нет худа без добра. Его тело болело, голова трещала, сила духа, если и не угасла полностью, то определённо мерцала гораздо слабее обычного.
Наконец он понял, почему блондин — Моран, судя по всему — выглядел знакомо. Он был снайпером, которого они видели тем вечером в ресторане. Он мысленно покинул эту неприятную реальность и окунулся воспоминаниями в их поездку. Они были так счастливы. Так по-глупому счастливы, теперь он понимал. Кто обедает в поле зрения снайпера и относится к этому столь небрежно?
Они всё время вели себя беспечно.
Но затем он простил себя и Шерлока, потому что они были влюблены, влюблены совсем недавно и заслуживали счастья.
Мориарти пнул стул и вернул его в реальность.
— Давай, давай, — поддразнивал он. — Если у тебя такие приятные мысли, что улыбка расплылась на лице, тебе стоит поделиться. Мы с мистером Мораном с удовольствием послушаем о маленьких секретиках Шерлока Холмса и Джона Уотсона.
— Иди на хер, — ответил Джон.
Оба мужчины рассмеялись.
— Что ж, Себастьян, — весело сказал Мориарти, — было очень приятно, но у тебя есть задание — успеть на поезд.
— Да, — согласился Моран. — Когда вы собираетесь присоединиться к остальным в Берлине?
Мориарти пожал плечами.
— Через день-два. Как только разрешится досадная проблема с бедняжкой Уотсоном, у меня не займёт много времени, чтобы Холмс принял мой образ мыслей.
Джон, который слушал лишь отчасти, погрузившись в другие мысли, поднял голову.
— Шерлок никогда не примет твой образ мышления, — хрипло сказал он.
— Ты думаешь — нет? Какой преданный маленький питомец, — Мориарти взял конверт и вручил его Морану.
Тот убрал конверт в карман, а затем взял небольшой чемодан и направился к двери.
— Удачи, — бросил он через плечо перед выходом.
— Удача, — презрительно сказал он Джону. — Таким как Холмс и я не нужна удача. У нас есть гений, — он потёр руки. — Просто размышлять о том, чего мы добьёмся вместе, будоражит меня.
Джон подумал возразить, но вместо этого решил сосредоточиться на ослаблении верёвки, связавшей его запястья.
По счастью, Мориарти не заметил этого, когда сел и принялся аккуратно натачивать лезвие охотничьего ножа.
***
Шерлок допил стакан виски и проверил шёлковый платок, обёрнутый вокруг руки. Кровотечение наконец прекратилось, но липкая влажность рубашки и брюк раздражали. Вернувшись назад в спальню, он переоделся, на этот раз в баклажановую рубашку, которую больше всех любил Джон. Он натянул чёрные брюки и, прежде чем накинул пиджак, добавил жилет в жёлто-белую полоску, потому что знал, что Джон бы смеялся и дразнил его павлином.
Затем он вернулся в студию и снова встал перед окном. До него долетел шум громких голосов, и когда он посмотрел на тротуар, то увидел, что люди Майкрофта ввязались в весьма жаркую дискуссию с пекарем, державшим маленькую корзинку.
Не было никаких сомнений, кто победит в споре, и поэтому Шерлок не удивился, когда услышал, как очень полный мужчина поднялся по лестнице. Он открыл дверь, опасаясь, что сторожа подслушивают под лестницей.
— Месьё, — сказал Шерлок.
— Я принёс ваши багеты, как обычно, — отозвался пекарь. — Эта шваль пыталась остановить меня, но я сказал им, что у вас должен быть хлеб, как в любой другой день.
Он врал так легко и непринуждённо, что на секунду Шерлок поверил, что тот на самом деле доставлял свежий хлеб каждый день.
— Спасибо, — ответил Шерлок, принимая корзинку от него.
Месьё Баския одарил его долгим взглядом, и когда Шерлок резко кивнул в ответ, повернулся и принялся спускаться по лестнице.