Свет тьмы. Свидетель

Он отдышался уже от самой тяжкой усталости, и сердце, удар за ударом, замедляет свой бешеный бег, переходя на обычный темп, но лицо все еще никак не достигнет гладкой квисовской пустоты, мускулы его нет-нет да передернет и стянет гримаса страха, будто слух различает удаляющиеся, но еще слышные удары хлыста смерти или безумия. Все это время Квис не перестает трудиться, приводя в порядок свой внешний вид. Выловил из бокового кармана пиджака квадратную щеточку и отчищает с брюк и пиджака грязь, которая налипла, когда он падал на кочках. Эта деятельность позволяет ему прятать склоненное лицо под широкими полями серой шляпы и не обращать внимания на редких путников. К тому же среди них нет пешеходов, обычно сокращающих путь проселком через поля и луга, где тянутся и телеги, груженные клевером и травой для вечерней кормежки. Только шелестящий пролетающий шепот велосипедных шин время от времени проносится мимо Квиса, и один раз промчалось авто, вовлеченное прямизной шоссе в головокружительную скорость. Это, однако, вовсе не значит, что Квис сидел среди давящей тишины пустынной местности. На ветки рябины напротив опустилась стайка скворцов и подняла истошный крик.

Отчистив все, что сумел заметить и достать, Квис внимательно оглядел результаты своего труда. Если бы избавиться еще и от промокших ботинок, он почувствовал бы себя тем Эмануэлем Квисом, который ему нравится, внушает удовлетворение и чувство уверенности. Тем не менее он уже в силах вспомнить и размышлять, да, он может оглянуться назад без страха, что будет настигнут бичом того ужаса за спиной и окаменеет.

Почему все-таки он ему поддался? Разве это не было апофеозом всего, что он вообще надеялся встретить? Разве он не видел, как из глубин подсознания поднималось, постепенно обретая форму и образ, то самое потаенное и попираемое, что только может породить человеческая мысль и побуждение? Отчего ему показалось, что тот джинн, выпущенный из бутылки и нацелившийся на свою жертву, как прирученный сокол, забудет о ней и переключится на него? Ведь тот, кто его выпустил, о Квисе даже не знал. Вспомни, как он был слеп, хотя и озирался вокруг с таким вниманием.

Пора было вставать и пускаться в обратный путь к Бытни, хотя бы потому, что холод от мокрых ботинок становился все ощутимее. Вот и палка, она поможет подняться и поддержит при ходьбе; не на что опереться только в себе самом. Скворцы на рябине кончили свои дебаты и поднялись все разом, шумное, сверкающее черное облако, гонимое ветром суетливой спешки, которая его расшвыривает и снова сбивает во вьющийся комок. Тишина над шоссе, отполированном шинами, воцаряется, замирает и шумит, как трехструйный фонтан на бытеньской площади. Эмануэль Квис прячется в своем черном сюртуке, точно ссыхаясь. Ему кажется, что он никогда не наберется сил, чтобы уйти с этого места.

Неистово мчащийся поток шоссе проносит длинный черный лимузин, который, миновав Квиса, вдруг прекращает свой полет, пронзительно взвизгнув шинами, и начинает пятиться назад, пока не останавливается перед ним. Шофер срывается со своего места, отворяет дверцу, и из машины высовывается пани Катержина. На ней костюм сурового шелка и коричневая, слегка сдвинутая со лба шляпка, из-под которой выбиваются крутые волны ее матовых черных волос. Она выглядит молодой, свежей, изящной и возбуждающей желание, но в ее глазах, да и во всей осанке, есть та бескомпромиссная серьезность, которая гасит в мужчинах, чьи взгляды она привлекла, порыв возбуждения и заставляет смутиться, почувствовать нечто вроде почтения и нежного меланхолического воспоминания забытых дней юности. Вся слабость и вялость разом оставляют Квиса. Он встает и кланяется со старомодной учтивостью, широким жестом снимая шляпу.

— Вот неожиданная встреча, — говорит пани Катержина. — Вы присели отдохнуть или просто предаетесь размышлениям?

— Отдыхаю. Старому человеку часто случается переоценить свои силы.

— Не очень-то я верю в вашу старость, во всяком случае, границы ее мне пока угадать не удалось. Садитесь, пожалуйста. Я рада, что нашла спутника хотя бы на остаток пути.

Квис поднимает свой плащ, разложенный под березой, стряхивает с него налипшие стебельки трав и, как бы подтверждая сомнения пани Катержины, легко прыгает через кювет на шоссе. Но тут же получает наказание за свое бахвальство. Быстрое движение съело у него все накопленные силы, он побледнел, качнулся и, наверное, упал бы, если бы шофер вовремя не поймал его за плечи.

— Что случилось? — перепугалась пани Катержина, но тут же взялась за дело по-женски. — Помогите пану Квису сесть в машину и поезжайте как можно скорее к нам, — приказывает она шоферу, который смотрит на нее вопросительно и растерянно.