Свет тысячи звёзд

– Ты действительно должен поговорить с ней. Она делает тебя счастливым, – он криво усмехается и заключает меня в свои объятия. – И не забывай об эпическом примирительном сексе.

Я отрываюсь от него и указываю на дверь.

– Давай примем душ. Может быть, после этого я уже не буду чувствовать себя таким разбитым. Хотя бы чисто физически. Возможно, это приведет мои мысли и чувства в порядок.

* * *

Эмма лежит на этой дурацкой больничной кровати. Она просто не принадлежит этому месту. Но, возможно, подходит. Ведь она, в сущности, вряд ли еще здесь. Все, что от нее осталось, слабое, полупрозрачное, едва существующее тело.

– Это не шахматы, – напоминает она мне. Я смотрю на игровую доску в течение некоторого времени, не двигая ни одну из своих фишек. «Приятель, не сердись». Ненавижу эту игру. Всегда ненавидел.

Я делаю глубокий вдох. И снова выдыхаю, но не ставлю свою фишку.

– Честно говоря, у меня нет никакого желания играть.

Эмма кивает и отодвигает игру в сторону, чтобы сесть рядом. Странно, сколько сил ей стоит преодолеть эти несколько сантиметров. Ее дыхание учащается. Я пододвигаюсь к ней и сжимаю в объятиях.

– У меня мало времени, – вдруг бормочет она в мою кофту.

Не хочу слышать, что она умирает, но знаю, что я единственный, кто вообще слушает Эмму на эту тему. Кто не прячет факты за ложными надеждами. Так что теперь время пришло. Мы ведем разговор, которого я избегаю уже много лет.

– Ты боишься?

Она кивает.

– Но не смерти.

Она тихо смеется, и я удивляюсь, как она может быть такой чертовски сильной, когда у меня по щекам бегут слезы.

– Я боюсь, что мама не справится с этим. Все эти годы она находилась только рядом со мной. Иногда мне кажется, что она даже не знает, как правильно жить, – ее голос становится все тише. – И папа. Он не такой сильный, каким кажется. Они оба пропадут, когда я уйду…

– Глупости. Они справятся, – я лгу. Эмма знает это. Я знаю это. Наша семья разбита. Настолько, насколько это возможно. Нас удерживала вместе только жизнь Эммы.

– И я боюсь за тебя. В конце концов ты мой маленький братец.

Я вытираю слезы и даю ей легкий подзатыльник.

– Я все еще старше тебя, – напоминаю я ей.

– Возможно, на бумаге, – она проводит рукой по моим волосам. – Но это не так, иначе ты бы давно уже был в Лос-Анджелесе, а не сидел здесь со мной и вел удручающие разговоры, – она смеется, но я отказываюсь делать то же самое. – Пообещай мне, что ты исполнишь свои мечты и увидишь мою смерть как возможность начать что-то новое.

Ее смерть. Все во мне сопротивляется этому, и в то же время я жажду именно этого. Жизнь без рака Эммы, без больниц и запаха антисептика, который принадлежит Эмме, как и ее смех.

– Мы достаточно думали о смерти. Мы все, – она кивает и заставляет меня посмотреть на себя. – Влюбись до беспамятства. Танцуй для меня на рассвете. Пой пьяным под дождем. Беги наперегонки с дельфинами по пляжам Лос-Анджелеса! И прости маму и папу! Они любят тебя, даже если им трудно показать это.

– С Лос-Анджелесом покончено, – говорю я, но мой голос дрожит, проглатывая легкость, которую я на самом деле хотел вложить в слова.

– Если ты еще раз так скажешь, я убью тебя, и тебе придется терпеть меня целую вечность, – она смыкает руки вокруг моей шеи. Не прикладывая силы. Тем не менее, я делаю ей одолжение и притворяюсь мертвым. Сестра отстраняется от меня и снова становится серьезной. – Я не уйду, пока ты не пообещаешь мне жить, Эш. Ты слышишь? – она опускает взгляд. – И это все, чего я еще хочу. Иди. Потому что мне больно. И я так бесконечно устала.

Я обвиваю руками ее тощее тело и крепко прижимаю к себе. Какое-то время я просто держу ее и пытаюсь найти в себе мужество ответить. Как только я исполню последнее желание Эммы, ее здесь уже ничто не удержит. Мне нужно несколько минут, прежде чем я решаюсь.

– Обещаю, – наконец тихо шепчу я, целуя лысую голову Эммы, ее щеку, закрытые веки и чувствуя привкус соленых слез на губах. Не знаю, кому из нас они принадлежат.

* * *

Раньше мне снилась Эмма. Теперь она является ко мне даже в бодрствующем состоянии. Верный признак того, что я медленно, но верно схожу с ума. Конечно, причина этому Харпер. Она спит даже не на расстоянии вытянутой руки от меня, и все же я не могу заключить ее в свои объятия, потому что мы до сих пор не помирились. Уилл считает, что я должен просто поговорить с ней, и мое сердце полностью поддерживает его мнение. Плюет на мою злость. Может быть, так и происходит, когда любишь. Прощаешь, хотя это безумие. Потому что все остальное означало бы потерять другого. Эмма гордилась бы мной. С «влюбиться до беспамятства» это уже сработало. Хотя в данный момент это не особо похоже на небесный хор и дождь из блесток.

Я мчался по пляжу Зума, как безумный, рядом со мной в гребнях волн Тихого океана целая стая дельфинов. Я исполнил свою мечту изучать кинематограф. Единственное обещание, которое я дал Эмме и нарушил его, – простить маму и папу.