Свет тысячи звёзд

– Мама и папа здесь, – я говорю так тихо, что Харпер не услышала бы меня, даже если бы она вышла в этот момент. Я выдыхаю. – Из-за конкурса фильмов, – я поворачиваю в руке телефон, на экране которого появляется сообщение от Бекки. Совместная фотография с Уиллом: они с бокалами шампанского в руках. Чокаются со мной. – Фильм действительно попал в призеры, – тихо говорю я в темноту. Второе место на этом важном конкурсе еще несколько дней назад означало бы для меня все. Но из-за того, что происходит сейчас между мной и Харпер, легкое удивление не покидает меня. Я стараюсь не думать о том, что она может удерживать свою защиту. – Ты хотела, чтобы я простил родителей. Я не знаю, как именно должен это сделать. Ты знаешь, как я злопамятен. Упрям, – я потираю лоб. – И какой я идиот, – я замираю, подыскивая слова. – Но я думаю, что мы все равно на правильном пути. Я имею в виду, мама не плакала. Папа слушал меня. То есть правда слушал. И самое удивительное: они каким-то образом нашли друг друга, пока мы оба отсутствовали, я не пытаюсь натянуть слишком блестящую рамку вокруг них, потому что уверен, что эти годы оставили непоправимый след на их отношениях. Но они держатся вместе. Вопреки всему. Я хочу этого. Точно такого же. С Харпер. – Я поднимаю камешек и бросаю его в кусты. – Я влюбился. И все-таки именно так. Со всей той безвкусицей, которая была в твоих любовных романах. С сердцебиением и всем прочим. Но я все испортил. Я имею в виду, что расположился на ее крыльце и беседую с призраком. Хуже и быть не может, – я беззвучно смеюсь и закрываю глаза. Потому что я понимаю, что могло бы быть еще хуже. Потому что, если все пойдет не так, я безвозвратно потеряю Харпер.

Глава 65 Харпер

Я слышу, как мама заходит домой после смены в больнице. Значит, должно быть, прошло несколько часов с тех пор, как я вышла из комнаты Бена и легла в постель. Я не спала. Я не шевелилась уже несколько часов. Я не вышла к Эштону. Я просто слишком испугалась.

Эштон.

Он наверняка давно уже ушел. Мой желудок сжимается, и я закрываю глаза. Наверное, так лучше. Даже если больно от этой чуши.

Тихий стук в дверь моей комнаты вырывает меня из моих мыслей. Мама проскальзывает в комнату, хотя я ее не впускала. Она садится рядом со мной на кровать и проводит рукой по моим волосам. Прошло довольно много времени, прежде чем она останавливается и внимательно смотрит на меня.

– Я знаю, что демонизировала его из-за мотоцикла, и потому что я боюсь за тебя. Возможно, я тоже была эгоисткой, потому что не хотела тебя потерять. Но думаю, я ошиблась насчет него.

Я качаю головой.

– Ты была права, – Эштон разбил меня. – Во всем, что касается него. За исключением мотоцикла. Ездить на нем было действительно здорово, – я криво усмехаюсь и так жалобно, что мама целует меня и тянет в свои объятия.

– Однако ты так важна для него, что он ночевал на нашей веранде.

Я резко сажусь.

– Он все еще здесь, – мое сердце останавливается. Он не ушел. И я проклинаю эту глупую надежду на счастливый конец, которая мгновенно обволакивает каждую мою клеточку.

Мама кивает.

– Да. И ступеньки веранды наверняка не такие удобные.

Я убираю со лба волосы и тщетно делаю вид, что меня это не касается.

– Это ничего не значит, – настаиваю я, но мой голос срывается. Это определенно не отменяет того, что он сделал.

– Думаю, что да, – мама вытаскивает меня из кровати.

Я морщу лоб и вопросительно смотрю на нее.

– Если мужчина настолько терпелив, что проводит ночь у твоей двери, ты должна, по крайней мере, выслушать его извинения, – она подмигивает мне. – Иди к нему и послушай, что он скажет! Тогда ты сможешь по-прежнему думать, как поступить, – она толкает меня в сторону двери, и мой протест становится для нее шуткой. Я должна быть более жесткой. – Кроме того, что-то подсказывает мне, что в противном случае он не сдастся, а у меня нет желания спотыкаться об него в течение следующих нескольких дней или даже недель, когда я возвращаюсь домой с ночной смены, – она тихо смеется, оставляя меня одну перед закрытой входной дверью. Я слышу, как она направляется в ванную, а вскоре и в свою спальню. Потом в доме становится тихо. Только я, мое дыхание, дико бьющееся сердце и эта дверь, за которой меня ждет Эштон.

Я тихо толкаю входную дверь. Чтобы не разбудить Бена и чтобы получить еще несколько секунд, до того как Эштон заметит меня.

Он сидит спиной ко мне на ступеньках и смотрит в небо. Засученные рукава рубашки открывают вид на татуировку, которая напоминает ему о сестре.

Он не встает, когда замечает меня. Но так и должно быть. Как будто он выделил мне пространство, в котором я нуждаюсь.

– Когда Эмма умерла, я часто разговаривал с ней, – тихо говорит он, по-прежнему неподвижно глядя в ночное небо, на горизонте которого расстилается серебристая полоска сумерек.