Свет утренней звезды

Зажатая между мрамором и моим крепким телом, она не может пошевелиться, и лишь тяжело дышит, разрумянившись от моих поцелуев. Невероятная. Такая чистая. Как же вкусно она пахнет, от ее запаха у меня напрочь сносит голову. Не могу больше. Опускаюсь на колени, запуская руки под шелк ее платья, осторожно поднимая его вверх. Глажу стройные ноги, целую атласные бедра, упругий живот. Невозможная. Хочу. Нет сил, сдерживать себя так долго.

— Ты любишь стоять на коленях муж мой? — вдруг оброняет синеглазка. — А других мужчин больше устраивало, когда на коленях стояли перед ними, — она приоткрывает рот и призывно проводит языком по контуру нижней губы.

Я смотрю на нее и не могу поверить, что это сказала она. Она!? Моя чистая утренняя звезда, мой синеглазый сон! Кровь ударяет в голову и сердце, беснуясь, стучит в груди.

— Убирайся. Пошла вон, — ору я. Она одергивает юбки и ветром вылетает из комнаты, оставляя меня наедине с моей бешеной злостью.

Я в ярости. Воображение рисует в моей голове мерзкие картинки. В порыве буйства я вгоняю тантор в крышку стола по самую рукоять. Твою мать…Найду их всех, если узнаю, что это правда, отрежу члены и заткну в их поганые глотки. Змея…у меня вынесло мозг от одной только мысли, что этот сладкий рот прикасался к кому-то другому. Но ведь она рабыня. Я столько раз делал то же самое с другими, а теперь впадаю в бешенство, понимая, что кто-то мог делать это с ней. Идиот. С чего решил, что она невинна? Зачем посмел мечтать, что буду первым? Зачем бегаю за ней, как бродячий пес, заглядывая в глаза и выпрашивая ласки!? Что со мной? Что сделала со мной эта синеглазая стерва? Почему рядом с ней во мне просыпается что-то такое, чего я не могу ни понять, ни контролировать?

Я ношусь по комнате, не нахожу себе места. Мне хочется крушить и ломать все, что попадается под руку.

— Аэр, — кричу я. Меня трясет, и появившийся дух ошеломленно молчит, видя меня в таком состоянии впервые. — Унеси меня. Подальше отсюда. Хочу побыть один.

Пустыня стремительно проносится перед моими глазами, белые пески сливаются в одно длинное полотно, а затем дух выпускает меня в водяных пещерах. Влажный, холодный воздух, спасительным глотком врывается в мои легкие. Не могу надышаться. Опутанный сетями еще не угасшего гнева, я не замечаю геккона. Блестящий и гладкий, он зависает над водой гигантским знаком вопроса. Аххарр подползает ближе, уткнув свою огромную голову мне в грудь.

— Аххарр, — чешу змея за ухом. Он жмурится от удовольствия, громко фыркая и дергая хвостом. Его размеренное урчание многократным эхом вьется под иглообразным потолком пещеры, успокаивающей рябью ложась мне на душу. Смешно…Дурь какая. Вместо того, чтобы осыпать ласками жену, я глажу змея, и слушаю, как звонко падают в подземное озеро капли, срывающиеся с каменных сталактитов, белой бахромой повисших над моей головой.

— Хрррр. — геккон лижет мне руки, преданно заглядывая в глаза.

— Спасибо Аххарр. Мне легче, — кого я хочу обмануть, себя или змея? Мне не легче, боль лишь притупилась, затаилась где-то в центре сердца острой иглой. Знаю, стоит пошевелиться, и она вопьется в меня смертоносным жалом. Босоножка… Кто посмел так ее называть? Кто посмел мечтать о моей синеглазой тэйре? Мужчина…Так написать мог только мужчина…Любовник. Сколько их было у нее? Кто еще смотрел на эти стройные ноги, целовал эти восхитительные губы, трогал это нежное тело? Кто?…А она? Она ждала этого письма. Откуда знала, что он ее найдет? Что скрывает от меня? Кто она? Столько вопросов, и я ни на один не нашел ответ. Но я найду. Тебе придется мне все объяснить, ма эя.

— Верни меня к ней, Аэр, — дух перемещается за моей спиной, тревожно переглядываясь с гекконом.

— Тебе следует успокоиться, солнцеликий, — тихо шепчет вечный. Эхо его слов, летящее по пещере, раздражает меня сильнее, чем зуд злости, засевший внутри.

— Я не прошу, я приказываю. Отнеси к ней, — рычу я на золотого, и он, повинуясь моей власти, переносит в ее спальню.

Синеглазка сидит у зеркала, распустив по плечам волосы, сменив платье на длинный сартан. Холодная и невозмутимая, она медленно проводит гребнем по сияющим золотом локонам. Красиво. Тебе хорошо, ма эя. Ты выбила у меня почву из под ног, а теперь сидишь и спокойно любуешься собой? Ты мне ответишь за это…

— Кто он? — спрашиваю, встав за ее спиной. Она видит мое отражение в зеркале, вздрагивает, а затем снова становится спокойной, как водная гладь.

— Ты о ком?

— О том, кто написал тебе письмо, — громко произношу я.

— А я знаю? — она пожимает красивыми плечами, нагло глядя на меня через зеркало. — Их было так много, разве всех упомнишь? Может Аллен, может Ильдон, а может Тахар.

И все… Мое зыбкое спокойствие разлетается вдребезги к вонючему драггу.

— Вот и хорошо, синеглазая, что ты такая опытная, значит, ты знаешь, как ублажить своего мужа.

****

Боги, как я не поняла обмана!? Он словно видит меня насквозь. Читает, как раскрытую книгу. Он знал, что послы передадут мне записку от Тая, знал и ждал, пока я стану ее читать.