Свет утренней звезды

Понимаю, что играю с огнем, когда говорю ему гадости, понимаю, и не могу удержаться. Что-то гнусное и вредное, сидящее внутри меня, заставляет дерзить ему бесконечно. Мне нравится смотреть, как вспыхивает гневом его красивое лицо, нравится причинять ему боль. Я получаю удовольствие, когда вижу его злость и ярость. Хожу по лезвию бритвы, балансируя на грани, и безудержный азарт подстегивает меня еще сильней. Этот мужчина опасен, как остро заточенный тантор. Резкий и беспощадный, он замирает каждый раз в шаге от удара, когда я переступаю черту, обращая свою ярость в испепеляющую страсть.

Я боюсь не его — я боюсь себя. Боюсь своего тела. Под его губами и руками оно податливое и пластичное, как глина. И он лепит из меня какую-то другую женщину: покорную, бесстыдную. Околдовывает своей магией, отбирает мой воздух. Он обнимает и целует, а я не нахожу в себе силы противиться его странной власти над собой. Я должна была оттолкнуть его, ударить, но вместо этого чуть не застонала, когда он стал целовать мои ноги и живот. Вдруг вспомнила мерзость про мужчин, которую слышала от рабынь в шахразе, и вылила ее на него, как ведро помоев.

— Пошла вон! Убирайся, — от его крика стекла задребезжали в окнах. Я вылетела за двери, бессильно прижавшись к стене. Сколько я смогу так играть с ним? Сколько смогу держать на расстоянии вытянутой руки? Не знаю…Поскорее бы Тайрон забрал меня, пока я не наделала глупостей.

Нашла комнату, в которую меня принесли после тотама, переоделась, и забилась в нее, как мышь в дальний уголок норы. Хотя наивно было полагать, что повелитель может кого-то не найти в своем дворце. Мне почему-то кажется, что его золотые морды следуют за мной повсюду, словно тени, следят и подсматривают, просто я их не вижу.

Он снова возник за спиной так неожиданно, что захотелось запустить в него чем-нибудь, чтоб больше не смел меня пугать.

Кто он? — от его горящего взгляда хочется поежиться, но вместо этого я гордо расправлю спину.

— Ты о ком?

— О том, кто написал тебе письмо.

— А я знаю? — его лицо перекашивается от злости, и меня несет еще больше. — Их было так много, разве всех упомнишь? Может Аллен, может Ильдон, а может Тахар.

Я слишком поздно понимаю, что доигралась.

— Вот и хорошо, синеглазая, что ты такая опытная, значит, ты знаешь, как ублажить своего мужа, — он не спеша начинает стягивать с себя одежду, оставшись в брюках и полу-расстегнутой рубахе. Босые ноги делают неслышный шаг вперед: мягкий и пружинящий, как у хищника перед броском.

— Что, повелитель, не брезгуешь попользованным товаром? — я совершаю последнюю отчаянную попытку его остановить.

— Люблю опытных, — холодно и зло отвечает он, резко рванув на себе одежду. Рубаха разлетается в стороны жалкими клочьями, и он стремительно шагает мне навстречу, подхватив, как ветер песчинку, впившись в губы грубым, болезненным поцелуем. Я взвыла. Оттолкнула, укусила его за плечо, ударила, расцарапав щеку в кровь. Но он, зарычав, стал целовать еще сильнее, острыми, короткими, жалящими поцелуями, оставляющими на коже багровые отметины. Я царапалась и кусалась, извиваясь в его руках, колотила его кулаками куда только могла достать.

— Змея, — прошипел он, оторвавшись от меня, хищно оскалившись в какой-то зловещей улыбке. — Ты отравила меня своим ядом. Я пропитан им насквозь. Кусайся, хуже уже не будет.

Он прерывисто выдохнул, а потом обрушился на меня всей своей мощью, сметая и сминая, ломая как тонкую веточку. Мои удары и сопротивление, похоже, только еще больше заводили его, превращая в обезумевшее животное — алчное и ненасытное, готовое разодрать меня и сожрать целиком. Куда делся тот человек, от прикосновений которого я таяла, как снег на солнце, горела огнем, целовал так, что забывала, кто я? Он исчез, вместо него пришел зверь — жестокий и дикий, лур, получивший, наконец, свою сарну. И он не собирался останавливаться. Волна протеста, растущая в моей душе, полилась через край, меня разрывало от обиды и злости, и внезапно я поняла, что не хочу так. Не хочу, чтобы этот мужчина взял меня, как трофей на поле брани. Он отнял у меня все, что я любила: дом, семью, свободу. Лишил меня права выбора, но не может отнять у меня единственного, что у меня осталось — права быть женщиной, такой, какой меня сотворил создатель. Я не заслуживаю того, чтобы меня насиловали. Могу я хотя бы в первый раз получить удовольствие от близости с мужчиной? И кто посмеет меня за это судить?

Я закрываю глаза, глубоко вдыхаю воздух, удивляясь сама себе, насколько спокойной становлюсь в это мгновенье. В какой-то момент Ярл понимает, что я перестаю сопротивляться, его движения становятся медленными, не такими резкими, и я осторожно кладу руки ему на плечи и затылок, неспешно поглаживая.