Свет в джунглях

— Мы знали, что нас связывает много общего. Впечатление это с годами у нас обоих усилилось. Однако переписывались мы крайне редко.

***

Вернувшись в Кёнигсфельд из Франкфурта-на-Майне, где доктора чествовали как лауреата премии Гёте, Альберт сказал Елене:

— Ты знаешь, я все-таки очень скучаю по Гюнсбаху.

— Я понимаю тебя, — откликнулась Елена. — И у меня есть предложение.

— Какое?

— Ты помнишь, как весело строили мы этот дом?

— Очень хорошо помню! — оживился Альберт.

— А что, если нам еще раз попытаться стать строителями?

Альберт не дал Елене договорить. Он обнял жену. Он все понял и был растроган до глубины души. Так, обнявшись, Елена и Альберт стояли и мечтали вслух.

— Вам будет лучше в Гюнсбахе, — говорил Швейцер.

— Почему «нам»? — откликалась Елена. — Я хочу ехать с тобой.

— А Рена?

— Я присмотрела для нее хороший пансион.

— Но все равно мы будем приезжать в наш дом, чтобы отдыхать, — настаивал Альберт.

— А я хочу, чтобы в новом доме была специальная комната, в которой мы собрали бы все написанные тобой книги...

И снова началась строительная страда. Швейцер сам разработал план нового дома, который, как он предполагал, должен быть удобным, простым и светлым. Когда выбирали место для строительства, доктор особенно заботился о том, чтобы будущий дом, по возможности, был защищен от пушечных выстрелов с окружающих Гюнсбах гор.

— Помилуйте, доктор! — удивлялся местный архитектор. — О каких выстрелах вы говорите?

Архитектору казалось странным, что его заказчик вспоминал о каких-то выстрелах. Ведь в 1929 году никто не думал о новой мировой войне. Но — увы! — Швейцер видел уже ее тень. Именно в 1929 году начавшийся на Уолл-стрите крах банков захватил и европейские банки: над капиталистическим миром нависла угроза жестокого хозяйственного кризиса.

И еще одно обстоятельство настораживало доктора: все громче и громче заявляли о себе национал-социалисты. Поначалу в пивных, а теперь уже и на площадях, они требовали восстановления старых границ и свержения «власти евреев». И хотя многие в Германии относились к их речам, как к пустозвонству, Швейцер видел и других немцев, фанатичных, ничему не наученных кровавой войной.

Строя дом в Гюнсбахе, доктор надеялся, что во Франции его жене и дочери нацисты угрожать не будут.

У гюнсбахской общины Швейцер арендовал небольшой кусок земли со скалой на берегу реки Мюнстер. На этой скале он подолгу сиживал в юности. С нее открывался чудный вид на прекрасную долину — долину его детства. И позднее, приезжая в Гюнсбах, доктор любил бывать здесь.

***

В начале декабря 1929 года Швейцер отплыл в Африку. На этот раз вместе с ним ехала Елена. Рената оставалась учиться в пансионе.

Прощаясь с исчезавшими в дымке берегами Франции, доктор произнес задумчиво:

— Когда мы снова вернемся в Европу, какой мы найдем ее?

На палубе было холодно, и вскоре доктор и его спутники вернулись в каюту. Альберт и Елена тотчас же сели за работу: они торопились вычитать корректурные листы новой книги по истории религии, которые доктор получил из издательства за несколько дней до отъезда. На помощь супругам Швейцер пришли и ехавшие с ними врачи и медсестры.

Работы хватило до самого Ламбарене. Последний лист был вычитан, когда «Алемба» подходила к ламбаренской пристани.

В Ламбарене доктору и его спутникам подготовили торжественную встречу. Предводительствуемый Матильдой Коттман маленький отряд новых добровольцев знакомился с госпиталем. Вместе с вновь прибывшими пошел и доктор. Многое из того, что показывала Матильда, удивляло и радовало Швейцера: он даже не ожидал, что в его отсутствие работа так продвинется.

Никогда прежде африканцы не приходили в госпиталь так издалека, чтобы найти в Ламбарене исцеление от страданий.

При попечении женщин, и прежде всего — Эммы Хойзкнехт и Матильды Коттман, вокруг госпиталя вырос фруктовый сад.

— Это здорово! — обрадованно воскликнул Швейцер. — Мы должны посадить много деревьев, чтобы каждому было достаточно фруктов.

Поблизости от главного корпуса были вырыты колодцы и установлены насосы. Рядом Марк Лаутербург, которого африканцы по-прежнему величали НʼЧиндой, оборудовал ванные комнаты с двумя цементными ваннами.

Из Эльзаса в подарок доктору был прислан чудесный звонкий колокол с дарственной надписью. Колокол подвесили к столбу неподалеку от главного здания госпиталя, и теперь он ежедневно возвещал время отбоя.

Вернувшись после обхода госпиталя домой, доктор не застал жены. Она пришла, когда уже стемнело, и, едва переступив порог докторского дома, взволнованно заговорила:

— Альберт, если бы ты знал, как меня поразило новое Ламбарене! Даже не верится, что из маленького семечка, посаженного нами семнадцать лет назад, могло вырасти такое могучее ветвистое дерево. Я осмотрела все-все и хочу завтра же начать работу!