Читаем Свет в конце тоннеля полностью

Пустыня без окон и дверей, как балкон. Ах, какие правильные люди. И черви, снедающие телесные полосы. И боль, и похоть, и бляди − всё было в такой последовательности, что можно было провалиться.

Ах какие же вы все бляди! Без окон и стен, без дверей и коридоров, без тщедушия и корысти

без обспермованных женских тел!

Без изнеможенных колёс, без гнили, исторгнутой из мозолистого, ручного безобразия!

И правильные слова, и лепетные молитвы, и…

Блять, как же я устал от всех вас! Пошли вон! Пошли вон, бляди! Идите, блять, вон, суки!

Какие же вы твари. Вы всё здесь. Вы стоите на своём, изничтожаете меня, превращаете в пыль!

Какие же вы твари.

Я не могу больше так жить, не могу больше думать. Я устал, как…

Блять, как же я устал от вас. Изыдите, падали!

Изведали бы вы глубины моего ада и катились нахуй отсюда! Катились бы нахуй отсюда!

Нет, я не прав, во всём не прав, всю жизнь не прав, как левое плечо… Всю свою жизнь не прав, как левое плечо…

Не знаю, каково это, лежать и думать о том, что твои сослуживцы мясники. А ты ведь американский гражданин, мать твою, лежачий полицейский, изнемождённый ублюдок!

Какой же ты изнемождённый ублюдок.

Понимание ублюдочной изнемождённости заставляет меня встать. Волна странного вдохновения вот-вот нахлынет и утопит мученика. А пока я иду и даже не падаю. Сколько сил может дать онемелость психики, умноженная надвое!

Опять падаю. Я уже и не знаю, за что держаться в этом ветхом мирке! Какой же это, блять, ничтожный мир!

Удивительно, но вместо того, чтобы упасть, я стою на ногах. Назло своему ничтожеству, назло им, назло всей вселенной, которая смотрит на меня (ты ведь смотришь на меня, детка?)

Ты блять смотришь и не видишь. Я стою и я не вижу. Все мы иногда не видим, но не заметить окровавленную младенческую кровать − скольких усилий это стоит?

Не заметить кровь на комфортабельной подушечке, на которой умереть одно удовольствие.

Какая же я ничтожная мразь. Что я сказал? Что я подумал? Какая комфортабельная подушечка? Какое удовольствие?

Господи боже мой, что со мной происходит? Меня трясёт? Я не могу? Я боюсь?

Чего я не знаю? Чего я не знаю? Как же я хочу знать − всё и сразу − но, может быть, я чего-то не знаю? Какие же все они твари. Какая же я тварь. И из какой субстанции состоит вселенная, я тоже знаю.

Я всё знаю.

А на столе кто-то забыл пушку. Кто-то очень забывчивый, расстёгивая ширинку своих штанов, позабыл на столе пушку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза