Нет, с этим надо было что-то делать. Я направил все свои мысли в одну точку. Но мысли − не линии, чтобы куда-то направлять их, и я сдался, а они меня пронзили как ни в чём не бывало. Я чувствовал, что эти тараканы неподконтрольны мне. Понял, что они ползают по мне, как самостоятельные существа.
И снова разбежались. Неужели так трудно просто взять и ползать в одном месте и на одну тему?
Они бегали в разные сторону, и больше всего на свете им было плевать на Тару и саудита.
А где Тара? И вдруг мне сделалось грустно. Ведь факт сжигания плоти на костре делает человека неживым. Исключений здесь не бывает: ты горишь на костре − ты труп. Ты аравийский террорист − ты труп американского благочестия.
Теперь нас всего четверо. А было пятеро. А на самом деле… шестеро… или нет?..
Мне стало как-то очень плохо. Солнце Саудовской Аравии жарило меня на песке и увеличивало во мне какую-то боль.
Эта боль была благосклонна. Она горела желанием, она осознавала предначертанность, она окаймляла моё существование. Испепеляющее солнце Саудовской Аравии.
Мне стало так плохо, что я даже встал и пошёл. Не видя границ, как в зефире, пошёл в тень дома.
Я лежал на пороге около пятнадцати минут или пятнадцати часов, пока не услышал её голос:
«Его зовут Ахмед»
Я вспомнил того хмурого мальчика из фильма, которому вставили в рот проволоку, чтобы он улыбался.
«Его зовут Ахмед»
Она улыбалась мне, но её больше не было.
«А где же мальчик? − спросил я у кого-то. − неужели он спит в своей кроватке. И спит ли?»
Двери стали казаться мне меньше − одна из них открывалась где-то десять минут, так, что я чуть даже не упал.
Я не знал, куда и зачем иду, но я искал Ахмеда. Искать было так долго, что я даже удивился. Никогда я не думал раньше, что дом Тары настолько большой. Это был не дом, а целый небоскрёб в ширину.
Через несколько часов я был настолько измотан поисками Ахмеда, что даже отчаялся и упал на пол.
Оказалось, что я пришёл в ту комнату. Здесь Тара показывала мне его. Здесь она держала его в руках и улыбалась. Здесь стояла кроватка. И в ней без сомнения лежал Ахмед…
Кровь на подушечке возле её стенки давала знать о его присутствии.
Ахмед действительно лежал там, хотя и без головы.
Я снова упал − на этот раз упал больно, об пол. Разные мысли стали осенять меня, как ангелы, нисходящие с небес во глубины ада. Они стали жёстче. Они стали глубже и проникновеннее. Мне стало так больно за мальчика. Я почувствовал его боль. Представил маленький страх маленького, невинного существа, когда его мать кричала.