Свет в ночи

Конечно, нет ничего особенного в том, что жалостли­вая купчиха, представительница русского простонародья, столь ценимого и любимого Достоевским, раскошелилась при таких горьких обстоятельствах на целый двугривенный. Пушкинский Ленский совсем по пустякам, как и подобает романтику, над жизнью «голову ломал, и чудеса подозре­вал». И надо как раз не быть Ленским, чтобы ощутить дей­ствительное присутствие в мире начала таинственного и чу­десного. В творчестве Достоевского всему происходящему в плане явном, обыденном, неизменно сопутствует и соот­ветствует невидимое, хотя сердцем ощутимое, дыхание тайны. Все просто и по-земному вполне объяснимо. Доб­рые чувства, неокончательно заглохшие в Раскольникове, побуждают его пожертвовать двадцать копеек на спасение девочки от развратника. Но зло крепко загнездилось в душе Раскольникова, и он сам тут же, цинично и злобно высмеяв свой добрый порыв, отрекается от него. А передаваемые из рук в руки эти жертвенные двадцать копеек пошли гулять по свету и вот теперь, собравшись в единый двугривенный, снова достались тому, кто их пожертвовал, вернулись к нему под видом милостыни, поданной купчихой от лица святой Руси, во имя Христа. Повторяю еще и еще: для Достоев­ского все происходящее в жизни есть лишь отражение того, что успело свершиться в наших душевных глубинах. Расколь­ников убил, он внутренне перед собственной совестью — оком Бога Живого, уже арестант, каторжник. Оттого кнут проезжего кучера как бы случайно шельмует его, а сердо­больная купчиха, сама того не ведая, подает двугривенный каторжнику, иными словами, «несчастненькому», по поня­тию русских простолюдинов. Подспудный, мистериальный ход бытия снова и снова оказывается мудрее наших пози­тивных рассуждений. Дальше же случилось то, чего я под несколько иным углом зрения коснулся в предыдущей главе: произошла решительная страшная смычка идейного убийцы с духом глухим и немым. Здесь, прежде чем разбираться во всем последовавшем тотчас после удара кнута и поданной милостыни, необходимо привести слова самого Достоевско­го, на этот раз не пропуская ничего.

«Он (Раскольников. — Г. М.) зажал двугривенный в руку, прошел шагов десять и оборотился лицом к Неве, по направлению дворца. Небо было без малейшего облачка, а вода почти голубая, что на Неве так редко бывает. Купол собора, который ни с какой точки не обрисовывается лучше, как смотря на него отсюда, с моста, не доходя шагов двад­цать до часовни, так и сиял, и сквозь чистый воздух мо­жно было отчетливо разглядеть даже каждое его украшение. Боль от кнута утихла, и Раскольников забыл про удар; одна беспокойная и не совсем ясная мысль занимала его теперь исключительно. Он стоял и смотрел вдаль долго и при­стально; это место было ему особенно знакомо. Когда он ходил в университет, то обыкновенно, — чаще всего возвра­щаясь домой, — случалось ему, может быть, раз сто оста­навливаться именно на этом же самом месте, пристально взглядываться в эту действительно великолепную панораму и каждый раз почти удивляться одному неясному и неразре­шимому своему впечатлению. Необъяснимым холодом ве­яло на него всегда от этой великолепной панорамы; духом немым и глухим полна была для него эта пышная картина... Дивился он каждый раз своему угрюмому и загадочному впечатлению и откладывал разгадку его, не доверяя себе, в будущее. Теперь вдруг резко вспомнил он и про эти преж­ние свои вопросы и недоумения, и показалось ему, что не нечаянно он вспомнил теперь про них. Уже одно то пока­залось ему дико и чудно, что он на том же самом месте оста­новился как прежде, как будто и действительно вообразил, что может о том же самом мыслить теперь, как и прежде, и такими же прежними темами и картинами интересоваться, какими интересовался... еще так недавно. Даже чуть не смеш­но ему стало, и в то же время сдавило грудь до боли. В какой- то глубине, внизу, где-то чуть видно под ногами, показалось ему теперь всё это прежнее прошлое, и прежние мысли, и прежние задачи, и прежние темы, и прежние впечатления, и вся эта панорама, и он сам, и всё, всё... Казалось, он улетал куда-то вверх, и все исчезало в галзах его...» (Выделено мною. - Г. М.).