Свет в ночи

Вещи, предметы, нас окружающие, принято считать не­одушевленными. Но я уже говорил, что в творчестве До­стоевского они живут, пронизанные духовными и злоду- ховными токами, исходящими от людей и невидимых ду­хов. Вещи суть символы: они отражают в своих инобытий- ственных ликах наши внутренние светлые и темные стремле­ния. Вещи неизменно обличают нас.

Когда Раскольников пристально глядел на монетку, он злостно прощался с людьми и миром, уходя в свой гробный кокон; он сам вполне сознательно обрезал духовную нить, протянутую ему Богом и матерью землей. Бросая в воду двугривенный, он как бы топил самого себя. Иногда какой­-нибудь жест, движения руки, поворот головы человека раз­верзали перед Достоевским никем до него неизведанные глубины. Вспомним, например, как падала убитая Расколь­никовым ростовщица. Под ударом топора, обухом проло­мившего ей череп, «она, — говорит Достоевский, — ...вдруг вся осела к полу, хотя и успела еще поднять обе руки к го­лове. В одной руке еще продолжала держать «заклад». Этот заклад был всего-навсего обернутой в бумагу деревянной дощечкой с приложенной к ней тоненькой железной пла­стинкой. Весь свой век собирать деньги, драгоценности, обездоливая бедных, видеть в этом единственную цель су­ществования, и умереть, сжимая в протянутой к небу руке, вместо обоготворенного золота, дрянную деревяшку — при­зрачный символ собственных греховных вожделений. Какая дьявольская ирония, самим чёртом подстроенная каверза/

Раскольников вернулся домой уже к вечеру. «Где и как шел обратно, ничего он этого не помнил. Раздевшись и весь дрожа как загнанная лошадь (выделено мною. — Г. М.), он лег на диван, натянул на себя шинель и тотчас же за­былся...».

Снововидение о замученной лошади раскрывало теперь свою страшную символику. Раскольников не внял преду­преждению свыше и, став убийцей, затерзал собственную душу, сам превратился в загнанную лошадь. Дух глухой и немой обманул свою жертву и вознес ее лишь для того, чтобы сбросить с высоты и обречь на распад и мытарства. Забытье не принесло с собой успокоения Раскольникову. Тогда-то и померещилось убийце, что избивают на лест­нице его квартирную хозяйку, что бьет ее Илья Петрович, помощник квартального надзирателя, что все жильцы со всех этажей сбегаются на вопли и крики и что вот, сейчас, преступник будет изобличен. Но, как было уже мною упомя­нуто, не квартирную хозяйку избивали на лестнице, а немед­ленно вслед за черным полетом разлагалась, распадалась ду­ша самого Раскольникова; бесовские силы, казалось, одоле­вали его окончательно. Но в наступившей темноте вдруг от­крылась дверь, и с тарелкой супа и горящей свечой в руках появилась Настасья. Она вошла одновременно и в комнату и в душу погибающего человека: борьба Бога и дьявола раз­горалась. А в Раскольникове все померкало, уходило, падало

куда-то. В бреду и лихорадке он лишился сознания.

*

Беспамятство временами сменялось для Раскольникова бредом и полусознаньем. «Многое он потом припомнил. На­стасью он часто помнил возле себя», — говорит Достоевский.

Замечательно, что как раз присутствие Настасьи ощу­щал в полусознании Раскольников. Он и в бредовом хожде­нии по мукам чувствовал, что его связь с матерью землей, с первичной основой существования, продолжается, что чья-то благословенная рука пытается восстановить духовную пу­повину, злостно и беспощадно, как ножницами, разрезанную им в тот самый миг, когда, стоя на мосту, он с размаха бро­сил в воду спасительный двугривенный. Сердцем чуял Рас­кольников, что близость к Настасье — символ и залог его еще возможного спасения. Другого человека, бывшего в комнате, «очень будто бы ему знакомого», он, хотя и различал в по­лусознанье, но никак не мог догадаться, кто же это именно «и тосковал об этом, даже и плакал». Он не мог узнать его, потому что не послушался зова собственного внутреннего «я» в тот день, когда встретился с пьяной девочкой на К-ском бульваре. Влекомый тайной волей к Разумихину, он не дошел до него тогда, не захотел дойти. Раскольников «знал бессознательно», что его злые умыслы и решения не выдержат встречи с мужественной силой, что свет рассеет тьму, и задуманное желанное преступление не совершится.